Ручка медленно поворачивалась.
Русский шагнул в комнату. На его правой руке было нечто вроде ослепительно-розовой рукавицы, без пальцев, но зато с лысой кукольной головой. Сексуальная игрушка из черного шкафчика, сыгравшая роль изоляции. Он сдернул розовую шкурку с руки и небрежно швырнул ее через плечо. Птицы в ванной смолкли.
Масахико, начавший было надевать правый ботинок, замер, уставившись на русского; его левая нога все еще была в бумажном шлепанце.
– Вы уходите? – спросил русский.
– Она на кровати, эта ваша штука, – сказала Кья. – Мы не хотим иметь с ней никакого дела.
Заметив на полу парализатор, русский поднял ногу и припечатал его каблуком, словно некую ядовитую тварь; жалобно хрустнул крошащийся пластик.
– Артемий, мой друг из Новокузнецка, делает себе большое унижение этим. – Он поворошил обломки носком сапога. – Носит очень тесные джинсы, Артемий, кожаные, это мода. Кладет в передний карман, спуск случайно нажимается. Артемий парализует свое мужество. – Крупные, неровные зубы оскалились в подобии улыбки. – А нам смешно, да?
– Ну пожалуйста, – сказала Кья. – Мы просто хотим уйти.
Русский обогнул Эдди и Мэриэлис, так и обнимавшихся на полу.
– Ты случайность, как Артемий своему мужеству, да? Ты только случилась владельцу этого прекрасного ночного клуба. – Носок сапога указал на бессознательного Эдди. – Который контрабандист и прочие вещи, очень сложные, но ты, ты есть просто случайность.
– Да, – кивнула Кья.
– Ты из «Ло/Рез» (Ло-ресс). – Он шагнул к кровати и заглянул в пластиковый мешок. – Ты знаешь, что такое это.
– Нет, – соврала Кья. – Я не знаю.
Русский повернулся к ней.
– Мы не нравимся случайности, никогда. Не допускаем случайности.
Руки русского начали подниматься; на третьем суставе каждого его пальца, со стороны ладони, розовело круглое пятнышко размером с горошинку. Кья видела такие у ребят в школе и знала, что это следы татуировки, недавно удаленной лазером.
Она взглянула ему в лицо. В лицо человека, который собирается с духом, чтобы сделать нечто очень неприятное, но совершенно необходимое.
Но тут взгляд его метнулся куда-то вдаль, через ее плечо; Кья обернулась и увидела, как дверь в коридор толчком распахивается внутрь. В комнату не вошел, а словно влился огромный, шире дверного проема мужик в сером, с металлическим отливом пиджаке; его правая щека была сикось-накось заклеена полосками бледно-розового пластыря. А руки – тоже огромные и сплошь в шрамах, в левой зажато что-то черное с концом, похожим на магнитный ключ, правая лезет во внутренний карман пиджака.
– Yob tvoyu mat, – пораженно выдохнул русский.
– Мою мать? – обрадовался огромный. Его рука вынырнула наружу с предметом, похожим на очень большие ножницы; предмет начал быстро, сухо пощелкивая, раскладываться и через долю секунды превратился в топорик с металлической ручкой, искривленным, опасно поблескивающим лезвием и узкой, острой, как карандаш, головкой на обухе. – Ты сказал «мою мать»?
Его лицо и выбритая, с начинающей отрастать щетиной, голова тоже были сплошь испаханы шрамами, розовели бороздками рубцовой ткани, а на месте левого уха торчал пунцовый обрубок.
– Нет, нет, – сказал русский, поднимая руки раскрытыми ладонями вперед. – Речевое оборачивание, только.
Из-за спины мужика с топором в комнату вошел еще один мужик, темноволосый, в черном свободном костюме. Правый глаз новенького закрывал видеомодуль, подвешенный к черному, до бровей надвинутому хайратнику. Глаз, оставшийся на всеобщее обозрение, был большой, веселый и зеленый, и все равно ей потребовалось не меньше секунды, чтобы узнать – кто это.
А узнавши, она так и села на… ну, скажем, розовую кровать.
– Где эта штука? – спросил мужик, похожий на Реза (очень похожий, разве что чуть поплотнее и щеки не ввалены).
Оба эти, русский и с топором, молчали. Мужик с топором, не оборачиваясь, захлопнул дверь ногой.
Зеленый глаз и видеомонокль переместились на Кья.
– А ты знаешь, где эта штука?
– Какая?
– Биомеханический стартовый модуль, или как ее там… – Он замолк, тронул пальцем засунутый в правое ухо наушник и прислушался. – Первичный биомолекулярный программирующий модуль С-дробь-семь-А, Родель ван Эрп. Я тебя люблю.
Кья ошалела.
– Рэи Тоэи, – объяснил мужик, тронув пальцем хайратник, и тогда она окончательно уверилась, что это он.
– Здесь. Вон в том мешке.
Он залез в сине-желтый мешок, вытащил серую, с зализанными углами коробочку и повертел ее в руках.
– Это? Это и есть наше будущее, то, что позволит нам пожениться?
– Извините, пожалуйста, – встрял русский, – но вы должны знать, что это принадлежит мне.
В его голосе звучало искреннее сочувствие.
– Ваше? – Рез вскинул глаза, чуть наклонил голову вбок и сразу стал похож на любопытную птицу. – А где вы это взяли?
– Обмен. – Русский смущенно кашлянул. – Этот джентльмен на полу.
И только тут Рез заметил Эдди и Мэриэлис.
– Они мертвые?
– Вольты, да? Есть обычно не смертельно. Ваша девочка на кровати.
– А ты кто? – повернулся к ней Рез.
– Кья Пет Маккензи, – автоматически отрапортовала Кья. – Я из Сиэтла. Я… Я в вашем фэн-клубе. – Она очень боялась покраснеть и покраснела еще сильнее.
Рез наморщил лоб и, похоже, прислушался.
– О, – сказал он наконец и, продолжая слушать, смолк. – И это все она? Действительно? Ну, как здорово. – Зеленый глаз снова сфокусировался на Кья. – Рэи говорит, что твоя роль во всем этом была ключевой и что мы должны быть тебе по гроб благодарны.
Кья судорожно сглотнула.
– Она так думает?
Но Рез уже повернулся к русскому.
– Эта штука должна быть нашей. – Он поднял нанотехнический модуль. – Вот давайте прямо сейчас и договоримся. Сколько вы за нее хотите?
– Роззер, – сказал мужик с топором, так и стоявший у двери, – что это ты еще придумал? Этот ублюдок из Комбината.
Рез прикрыл глаз, словно стараясь взять себя в руки. А потом открыл глаз и сказал:
– Но ведь они правительство. Ты же не станешь с этим спорить? А с правительствами мы и раньше договаривались.
– Так ведь то с законными, – возразил топорник, но как-то без прежней уверенности.
Русский, похоже, тоже это почувствовал и медленно опустил руки.
– А вам-то зачем эта штука? – спросил его Рез. – Что вы хотите с ней делать?
Русский взглянул на предмет в руках Реза, словно соображая, а к чему бы, действительно, его применить, а затем поднял глаза. На его щеке прыгала жилка: трудное решение было принято.
