Лонси сказал когда-то, что Арсет придумали рескидди. Неле размышляла: если так, она должна тоже быть рескидди. Получается, она единственная в целом свете рескидди с тёмными волосами. Странно.
А Лонси пропал.
Неле немного думала об этом, скоро вовсе перестала. Она сделала всё, что могла, и не её вина, что потом она заболела и не могла уже ничего сделать. Лонси забрал деньги, ушёл и пропал. Должно быть, потерялся в Рескидде или угодил в какую-нибудь беду. Без толку было о нём тревожиться. Священницы привели полицейского надзирателя, тот расспросил Неле и сказал, что они обязательно найдут её мужа, и что нужно надеяться на лучшее. Он думал, что Неле — Цинелия Леннерау.
Неле тогда кивнула в ответ на его слова и закрыла глаза, притворившись, что плохо себя чувствует. Ей было немного стыдно оттого, что её совсем не волновала участь бедного мага, а искать его и подавно не хотелось.
Мори тоже поверил, что она Цинелия. И замужняя женщина.
И тут ничего нельзя было сделать, но Неле не могла не думать про это, днями и ночами мучилась от разных мыслей. Священницы решили, что она волнуется о муже, и взялись успокаивать её, говоря, что всё будет хорошо. Неле из-за этого даже злилась на них иногда, и оттого ей делалось ещё стыдней. Она не знала, как поступить, что сказать. Всё было так просто, и вдруг сделалось так ужасающе сложно — легче умереть, чем уразуметь. Раньше Неле было всё равно, что написано в её аллендорской удостоверяющей тетради. Бабушке Эфирет из Цестефа тоже было бы всё равно, кто ходит за курами, Цинелия или Юцинеле. А теперь Неле ночи не спала, размышляя.
Конечно, нельзя было рассказывать правду. Это могло окончиться очень плохо — и для добрых священниц, и для Мори. Подмену замыслили могущественные люди Аллендора. Даже в Рескидде хозяйничали тени Ройста. У них была причина не убивать Неле, а просто оставить её судьбе, но если страшные тайны узнают простые люди, то окажутся в опасности.
Неле не приходило в голову, что её тайна может быть важна и для непростых людей, что в обмен на сведения можно просить защиты, что владыки Ройста не всесильны, а у Рескидды есть свои интересы, армии и правители. Ей не было дела до царицы; она полагала, что и царице нет дела до неё. Неле тревожила только участь тех, кого она успела узнать — добрых людей.
Священницы говорили, что ей нужно провести в госпитале ещё несколько недель. Тело Неле совсем ослабело от лихорадки и съело собственные мышцы, от болезни растревожились старые раны. Но главные медицинские заклинания написал над нею Мори. Он появился тогда, когда у жизни уже совсем не оставалось времени для Неле. Говоря об этом, светлые рескидди качали головами и улыбались так, словно были влюблены в него.
Мори.
Когда она впервые увидела его — едва вынырнув из бреда, едва почувствовав обещание новой жизни — он показался ей богом… и до сих пор не верилось Неле, что это не так. Сильных мужчин она прежде сравнивала с Семью богами родных гор. Но Мори не был неистовым воином, беспощадным убийцей. Неле думала, с кем сравнить его, и не могла решить. Будь он старше хотя бы вдвое, она сравнила бы его с Отцом-Солнцем.
Она почти ничего не помнила из событий той ночи — только удивительный свет, зелёное сияние дивной листвы и зелёные глаза прекрасного бога. Бог поднял её на руки, и она провалилась в глубокий сон, похожий на обморок, а очнулась уже здесь, в белой палате.
Мори привёз её в госпиталь, поручив священницам, но и после не забыл о ней: два раза навещал и справлялся, как она, и вёл беседы. Неле дивилась, с чего так заботиться о чужом человеке. Она даже спросила про это и сгорела от стыда, когда Мори глянул удивлённо и ответил:
— Просто так.
Только Отец-Солнце дарит людям тепло и свет просто так. Даже мудрый Наргияс бывал добрым потому, что считал это правильным и полезным, а не по сиянию сердца. Неле потом лежала и думала об этом, пока не уснула. Трудно было дышать. Наверное, от болезни, хотя священницы и говорили, что она поправляется не по дням, а по часам. Неле придумала историю, чтобы не рассказывать правду о том, кто она и откуда, но всё равно приходилось больше молчать. Стыдно было врать Мори. Так хотелось поговорить с ним хорошо, честно, рассказать про Таян, про родичей, про всю жизнь, что горько делалось в животе.
Потом Неле думала: а если Мори рассердится, узнав, что она налгала? И тогда жгучей волной накатывал страх.
Кончилось тем, что Младшая Дочь Акрит принесла ей ввечеру успокаивающий отвар.
— На-ка вот, — проворчала целительница. — Будет ворочаться-то.
Она была старше бабушки Эфирет, хоть и Младшая Дочь. Неле поблагодарила, припомнив слова других священниц: говаривали, что Акрит — мудрая, хоть и ведёт речи на деревенский лад.
— Спасибо, — сказала Неле, принимая чашку. — Бабушка Акрит…
— Что?
Неле замялась. Она не знала, о чём заговорить со священницей, ей просто хотелось, чтобы бабушка немного побыла рядом. Кажется, Акрит угадала её мысли, потому что присела на край постели и повторила, ласково улыбаясь:
— Что, Цинелия?
Взгляд Неле упал на Деву воды. Смутно припомнилось, как Лонси рассказывал об арсеитах — что-то дурное маг рассказывал, потому что был глупый. Но одно Неле помнила ясно.
— Бабушка… А правда, что в Уарре тоже верят в Арсет?
Седые брови Акрит приподнялись.
— Правда, — ответила она.
Неле нахмурилась.
— Но ведь в Уарре живут злые люди.
Акрит негромко засмеялась.
— Злые люди всюду живут — и в Рескидде, и в Аллендоре. А тот мальчик, который спас тебя — он уаррец. Зачем ты говоришь об Уарре плохо?
Неле обмерла.
Акрит ушла, а она всё сидела в постели, чувствуя себя пустой, как чашка, из которой выпили воду. Уже стемнело, у входа в палату светила одинокая лампа, соседи уснули, пришла тишина — по ночам в Рескидде обыкновенно бывало шумно, но здесь, возле госпиталя и собора, никто не буянил… опомнившись немного, Неле прилегла, но сон ещё долго бежал от её век.
Странным образом то, что Мори оказался уаррцем, сделало его ещё прекраснее в её глазах. Если уж в Уарре, которая Бездна и место зла, может жить он, такой… Значит, он ещё лучше, чем Неле думает.
Но обе его жены такие хитрые.
Интересно, сколько жён может взять за себя уаррец…
А так жизнь была совсем неплоха.
Белые занавеси делили большую палату на несколько маленьких комнат. В каждой стояла одна постель. Оттого было кругом спокойно, а чужие гости никого не стесняли. Неле спала, ела, думала и иногда прислушивалась к тому, что говорили вокруг. Речи были добрые. Соседок Неле навещала весёлая родня; рескидди шутили, смеялись, порой тихонько пели. Поздним вечером приходили родители к совсем юной девушке с больными глазами. Они читали ей вслух, и Неле тогда тоже замирала, как мышка. Сказки рескидди не были похожи на сказки гор: в них редко бились один на один, ещё реже пытались обвести кого-то вокруг пальца, и уж совсем никогда не похищали чужих жён. Зато много странствовали, встречались с удивительными созданиями и узнавали тайны мира и времени, а если уж сражались — то огромными армиями…
