Юцинеле очнулась в час начала рассвета; вернее, проснулась — она спала и видела сны. Снилась ей Мирале, весёлая и счастливая, и ещё почему-то мать, Юнэ: грустное, поблекшее лицо матери вдруг преображалось, она превращалась сперва в гордую Нирайят, а потом — в величественную первосвященницу. Чёрная кошка Младшей Матери тенью пробегала в высоких травах и вдруг вырастала, становилась огромной как конь, ударяла копытами… Вороной иноходец споро шёл под Ариясом, каманаром Таяна, а рядом скакал Наргияс на своём гнедом жеребце. Над родильной хижиной плыл туман, и спускался, улыбаясь, по тропе к селу Демон Высокогорья с новорождённым младенцем на руках. Серебряные уаррские знамёна плескались на ветру, сияя в просторах бескрайнего небосвода. Великий город Кестис Неггел обнимали светлые реки. Золотая Рескидда цвела между пресных морей, а над нею горела и билась, как сердце героя, Звезда Арсет. Лучи её были крепче стали, никакая мгла не могла затмить их, никакая сила не властна была их сокрушить…
Неле долго смотрела в зелёный потолок балдахина, расшитый листьями и цветами.
Потом перевела взгляд.
На краю постели сидела Младшая Мать.
Таянка наморщила лоб. В этой комнате, отведённой ей в доме Акридделат, она прожила несколько дней. Но как оказалась здесь снова? Ведь Младшая Мать сказала ей проститься с Мори, и она поехала прощаться…
Мори.
Император Уарры.
Сердце Неле подкатило к горлу.
Девушка вытянулась как струна. Руки её заледенели от ужаса. «Не может быть, — торопливо сказала себе Неле. — Что это мне причудилось? Приснилось…» — но память была жестока. Падал на колени непобедимый Итаяс, жуткие безликие люди окружали его и Императора, и Мори задавал ей вопросы, а лицо его, такое знакомое и дорогое, менялось на глазах, становясь мёртвой маской. «Да как же это?» — спрашивала Неле в испуге. Так же ясно она помнила и другое — изумрудное сияние, что привело её обратно в жизнь, и яркий воздушный шар, и жуков, которых надо есть серебряными копьецами. Мори был добрый уаррец, самый лучший человек на земле. Неле думала, что Итаяс убьёт его. Она испугалась, как никогда в жизни. Она думала спасти Мори, как он спас её, и упросить Итаяса пощадить доброго уаррца…
Теперь брат в уаррском плену. Император поставил его на колени, а потом отшвырнул, как падаль. Итаяс убил много уаррцев и много рабов привёз из уаррских деревень. Если просить Мори… ведь Мори пощадит её брата… он добрый… но он не добрый на самом деле, он — Император Уарры… но ведь он спас ей жизнь…
В глазах у Неле темнело.
— Ты проснулась? — донёсся сквозь подступающий мрак ласковый голос рескидди. — Неле, как ты себя чувствуешь?
Младшая Мать была сильнее мрака… Неле открыла рот, но сказать ничего не смогла. Только спустя минуту она выдавила:
— Госпожа…
— Не плачь, Неле, — сказала рыжая священница. — Лучше скажи мне, что тебя тревожит. Я помогу.
«Нет, — подумала Неле. — Никто мне не может помочь». Стоило Акридделат сказать, чтобы она не плакала, как слёзы навернулись на глаза — а до того их не было. Пускай Младшая Мать творит чудеса, она не превратит страшную правду в сон, не сделает так, чтобы Мори не был Императором…
Потом Неле стало стыдно. В такое время она думала о себе!
— Госпожа Младшая Мать, — прошептала горянка, — я боюсь… за моего брата.
— Итаяс жив. Ему ничто не угрожает. Юцинеле, ты разве не помнишь? Морэгтаи обещал, что не причинит ему вреда.
«Морэгтаи, — повторила про себя Неле. — Младшая Мать велела отправить письмо Императору Морэгтаи… значит, она всё знала, и это правда». Против всякого разумения душою Неле овладело с этой мыслью чёрное горе. Последняя надежда истаяла.
Горянка закрыла глаза.
— Неле, — вновь зазвучал мягкий настойчивый голос рескидди, — не время спать. Вставай. Умойся. Для тебя приготовили завтрак, ты наверняка хочешь есть. Не позволяй себе тонуть во тьме. Это неверный путь.
В словах Акридделат прозвенел скрытый приказ — и что-то внутри Неле распрямилось. Неле умела подчиняться приказам. «Только глупец и безумец не знает минут малодушия, — говорил Наргияс. — К чему корить себя за них? Честь в том, чтобы поступать смело. Мысли твои принадлежат только тебе».
Юцинеле заставила себя откинуть одеяло и встать. Пронзительный взгляд Младшей Матери всё ещё пугал её, и она отводила глаза. Но душа её быстро избавлялась от гнилой слабости. «Я должна думать, — велела Неле сама себе. — Младшая Мать сказала, что поможет мне. Я ей нужна. Нужно хорошо подумать. Я смогу помочь Итаясу…»
Пальцы её, шнуровавшие платье, остановились.
Как изменяется мир… совсем недавно Неле уповала на силу брата. Никого сильнее его она не знала. Уаррские танки и мертвецы грозили Таяну, но смерть всегда грозит жизни. Это не диво. Среди живых людей брат был самым великим героем.
Теперь его меньшая сестра думает, как спасти его — и думает, что может спасти.
Неле осторожно посмотрела на Младшую Мать.
Акридделат встала и погасила ночную лампу. Раздвинув занавеси, она приоткрыла окно. Утренняя прохлада вошла в комнату, отогнав безмысленное тепло сна.
Рассвет позолотил бескрайнюю гладь озера Джесай, в высоком небе медленно таяли облака. Было очень тихо.
Младшая Мать скрестила руки под грудью.
Неле ушла в умывальную комнату, а когда вернулась, увидела, что Акридделат стоит в той же позе, только опустив лицо. В чертах её сквозила печаль.
— Госпожа Младшая Мать, — сказала Неле, — что-то случилось? Помочь ли мне вам чем-нибудь?
Та улыбнулась.
— Я буду благодарна, Юцинеле. Только нехорошо ведь просить о помощи голодного. Поешь.
Горянка не чувствовала голода, но послушно села за стол. Она видела, что рескидди тревожится. Младшая Мать словно сама боялась тех слов, что хотела сказать. «Даже у рескидди бывают минуты малодушия, — подумала Неле, принимаясь за еду. — И мне не стыдно бояться. Надо поступать смело».
Акридделат села напротив неё и налила в стакан сладкого травяного напитка, который пили по утрам рескидди. Зелёные глаза её затуманились.
— Госпожа Младшая Мать, — сказала Неле через какое-то время, — я вот о чём тревожусь: я вчерашнего дня помню только половину. Что случилось со мной? Что было вечером?
— А что было утром? — негромко спросила священница.
Неле положила ложку и отвела лицо.
…перед добрым уаррцем стоял Итаяс, Демон Высокогорья.
На коленях стоял; и от напряжения жилы выступили на его шее как струны, а руки, связанные заклятием, висели словно перебитые.
У таянки заныли виски. Сердце её стало тяжёлым, как свадебный камень Отца-Солнца.
Что было потом, она помнила плохо. Кажется, она упала в обморок. Но допрежь того Мори обещал, что не убьёт её брата…
