– Не отвлекайся, Хорек. Все?
– Все.
– Точно? Подумай.
Он громко зачавкал табаком, поднял вторую ногу и достал еще один стилет. На мостовой рядом с нами уже образовалась горка из оружия.
– Все теперь, точняк. Больше у меня ничего нет.
Я ждал.
– Ну, сказал же – все!
– Ладно. – Я опустил сабли. – Давай-ка, отойди…
Он сделал шаг в сторону и повернулся, но я на него уже не глядел – передо мной лежал Пен Галат. Голова старшины была перемотана, торчащие из-под повязки седые волосы потемнели и слиплись. На лбу темнела корка засохшей крови, губы плотно сжаты, а лицо серое.
– Я так понимаю, подставил ты нас, – произнес Хорек.
Я перевел взгляд на него – он жевал табак, лицо было, как всегда, спокойно – и опять взглянул на Пена.
– Жив?
– Жив-то жив, но…
Глаза Пена моргнули, рот приоткрылся.
– Тайник… – прошептал Галат. – В том поместье… пустой. Фиалы нет.
Я кивнул.
– Но в поместье был лиловый бородавочник, да?
Галат закрыл глаза. Все это время из «Облака» доносились крики и шум, а теперь они начали стихать.
– Как дело было, Хорек? Все рассказывай, подробно.
Он кивнул на Галата:
– Наши старшие скумекали объединиться и скопом на поместье наскочить ночью. Найти тайник, взять фиалу, а после ужо порешать, как с нею быть. Ну, меня-то отрядили к Лапуте с деньгами за «Облако», так что я уже под конец к поместью подгреб. Оказалось, там обретался бородавочник, что сейчас старшой в охране Большого Дома. А лиловый бородавочник, это ж… Его бьешь-бьешь, а что получается? Перья токо тупятся. А еще, когда по шишке попадешь, она лопается и тебе в мордень ядовитым дерьмом прыскает. Пятерым нашим рожи поразъедало так, что где глаза, где рот-нос – и не разобрать. И еще он Граму своим топором башку отсек. А Пиндоса вообще в лепешку стоптал. Ну, наши его, конечно, все же порезали. Бром в лобешник тесаком засадил. Ломанули стену – а тайник-то пустой. Что делать? Ты ж нас туда направил, Джа. Решили вернуться к Лапуте, ведь ты с ней дружен и последнее время в борделе отирался. Пришли, тебя нет… А у Брома, как Грама завалили, чердак-то… – Хорек постучал себя кулаком по лбу, – … уехал. И он вдруг ни с того ни с сего психанул: мол, все это дело с поместьем подстроено хозяином. – Твюдж повел головой в сторону Пена. – Чтоб, значит, остальных порешить, а «Облако» чтоб ему одному досталось. Мы Брома еле успокоили, подступили к Лапуте с вопросами, а тут эльфы налетели. Я-то теперь понял, они тоже тебя искали, но Бром окончательно свихнулся. Решил, что еще и Самурай хочет под себя бордель взять. Мол, Пен, ты и Самурай втроем сговорились…
– Постой! – перебил я. – Лапута что, еще не уехала?
– Не-е… – протянул Хорек. – Там она, затихарилась где-то.
– Утаскивай хозяина отсюда, – посоветовал я, поворачиваясь к «Облаку». – Может, он еще выживет. А про это дело забудь, Хорек, тут уже все кончено.
В борделе царила тишина – все, кто был здесь, или погибли, или сбежали через окна и задние двери. Я шел, ощущая нарастающую внутреннюю дрожь, повторяя про себя: «Остался один… один…»
Большой зал – пустой, разбросанные пуфики, перевернутая софа, осколки посуды. Трупы. Кухня – пустая, битая посуда, сломанные столы, раздавленные объедки на полу. Трупы. Я взбежал на второй этаж, громко позвал Лапуту и, не дождавшись ответа, вернулся вниз. Спрыгивая с последней ступени, вытянул перед собой руку с растопыренными пальцами.
Они мелко дрожали. Все тело было напряжено, и в ушах тонко звенело.
Из-под лестницы донесся стук, тихое поскрипывание. Я бросился туда.
Из неприметной низкой двери кладовой торчал зад Лапуты. Она выпрямилась, закинула на плечо объемистую котомку, повернулась и увидела меня.
– Джанки… – Мамаша шагнула вперед, приглядываясь к моему лицу. – А я тут пряталась… Больше никого нет, все уроды свалили? Ты чего так раскраснелся?
– Второй, мамаша! – сказал я ей. – Второй готов!
Она прищурилась.
– Кто готов?
– Бородавочник Даб, начальник охраны Большого Дома. Воры прирезали его недавно в бывшем поместье Дэви.
– Это один из тех, кто тогда…
– Да, один из троих. Неклон умер, теперь и Даб. Осталось закончить дело. Ты как, мамаша? Где твои девки?
– Всех распустила. Денег дала на дорогу, после того как со мной за «Облако» рассчитались, и приказала убираться из города. Я уже тоже собралась уходить, да тут Пен и Бром со своими громилами ввалились. Хотели узнать, где ты. Бром, он совсем свихнулся. А после еще эльфы с Самураем прискакали, тоже по твою душу. Ну, у них свалка началась, а я здесь, значит…
– Где Большак?
Мамаша вздохнула:
– Его Самурай унес. В самом начале дал по башке, взвалил на плечо и унес, а своих оставил тут воевать.
Я шагнул назад и потер лоб, соображая.
– Наверно, в Большой Дом он его потащил?
– Может, и так. – Лапута поудобнее перехватила котомку. – Что с тобой, Джанки? Ты ж обычно медленный, основательный, а сейчас такой… резкий стал. Нервный.
Я стукнул кулаком по стене, выскочил из-под лестницы и окинул взглядом зал.
– Коротышка твои планы знал? – догадалась Лапута, выходя следом.
– Он мало знал, но о многом догадывался. Я хотел ночью, под утро, но… Все, пора. Надо делать это прямо сейчас, а иначе они из него пытками успеют… У меня все готово, почти все. Лапута, ты уходишь? Куда?
– Погоди, не части. Значит, я сейчас в порт. Там меня поджидает один корабль, с капитаном которого я столковалась еще утром. Я тут, наверно, последняя осталась во всем порту. Народ скарб свой похватал и за город смылся или уплыл, у кого возможность была, от греха подальше. Ты что собираешься делать, Джанки?
Я хлопнул по сумке на поясе.
– Есть чем заняться. Мне в Большой Дом надо.
– Я так и думала. Слушай сюда. В Большом Доме последнее время непонятные дела творятся. Всю прислугу оттуда выгнали, осталась только стража на первом этаже. Никого внутрь не пускают, кроме Самурая, Даба и Неклона, но последние двое уже покойники. Говорят, Протектор чем-то болен. И еще говорят, он с корсарскими Капитанами спелся и плавает к ним на каком-то колдовском корабле, который никто увидеть не может… Да ты меня слушаешь, Джа?
– Слушаю. Это что ж за невидимый корабль такой? Мамаша, а что сейчас в «Неблагом Дворе»? Он работает еще?
– Нет, закрыт с тех пор, как ты из города исчез. Одного владельца, Тремора, убили тогда, двое других не поделили что-то, один решил из-под Галата уйти, а тот, конечно, стал возражать… Короче, закрыт он. Как и Капище, похожая история.
