– У полузверей? Нет, столько времени мы в отрубе не валялись.
– А может, нас усыпили чем?
– Вряд ли у гоминидов есть гном-тюремщик… – Я хотел добавить «который слышал секретное слово гномов», но вовремя осекся. – Да и с чего ты вообще взял?..
– А это? – Он кивнул на дверь. – Кто еще, окромя полузверей, может таким заниматься?
– Ну… кто-то из аскетских шаманов, пожалуй.
– Это вряд ли, Джанки. Аскеты убивают легко, это да. Но не пытают, кажись.
– Вот-вот, кажись.
Мы опять замолчали.
– Там, внизу, може, есть какой другой выход? – предположил Сэмка.
– Нет там ничего, ты и сам знаешь. Надо сюда идти.
– Надо, – согласился он и стал крутить головой, разминая шею. – Ох, не хочется…
Я пожал плечами, толкнул дверь и шагнул вперед.
* * *
Мы шли медленно, стараясь не глядеть по сторонам. Запах здесь висел тошнотворный, я дышал ртом, но это не помогало – горло уже начало саднить. Вдоль стен стояли высокие рамы, факелы горели на железных подставках. По центру зала, к широкой двери на противоположной стороне тянулась ковровая дорожка, примерно посередине на ней стояла необычная кровать: железная и с колесиками. В рамах под стенами висели обнаженные тела – вывернутые плечевые суставы, изуродованные крючьями запястья, безносые, безухие, а иногда и безглазые головы. Ничто не шевелилось, гулкая тишина наполняла зал, лишь факелы еле слышно потрескивали. Мы с Маркелычем шли плечом к плечу, одновременно переставляя ноги по ковру.
– Два человека… – говорил Маркелыч. – Гномов пятеро… э, у них даже бороды вырваны… гоблин… троллиха… еще гоблин… ха, гоминид…
– Где? – Я перевел взгляд туда, куда смотрел он. В мощной, широкой раме висел полумедведь с взрезанным брюхом. Язык вывалился на заросший шерстью плоский подбородок.
– Могут гоминиды друг с дружкой такое делать? – пробормотал Маркелыч.
Я ответил:
– Могут. Но мы все равно не на Архипелаге, Сэмка. Туда плыть и плыть. Нас захватили и подняли наверх. Может, вывезли из города, но недалеко.
Мы все ближе подходили к железной кровати на высоких ножках с колесиками. Под стеной треснул и зачадил факел, я плечом ощутил, как вздрогнул Маркелыч.
– Худо мне, – пробормотал он. – Сблевать охота.
– Только не начинай прямо здесь. Давай сначала выйдем, потом уж покажешь себя…
– Тебе все шутить… – Он замолчал, когда мы остановились перед кроватью.
Никаких простыней на ней не было, и второй полумедведь лежал прямо на железе. Пасть широко раскрыта… я с удивлением увидел, что на месте клыков в десны вставлены тонкие косточки какого-то мелкого животного. Грудь гоминида была разрезана от шеи до брюха, кожу распирали железные дуги. Вместо внутренностей – вычищенная брюшина, залитая чем-то похожим на воск. Вся верхняя половина черепа срезана, вместо мозга в голове лежала большая торфяная жаба. В первый момент мне даже показалось, что она живая.
Сэмка Маркелыч к этому времени уже стоял на четвереньках, сунув голову под кровать, и издавал громкие звуки. Я шагнул назад, но жуткий запах не ослабевал, пришлось зажать нос пальцами. Легче от этого не стало. Сэмка выпрямился, стоя на коленях, вытер рукавом губы и попятился.
– Там проход, смотри… – прохрипел он, указывая куда-то за рамы с телами. Я пригляделся – возле одной рамы виднелась узкая приоткрытая дверь.
– Туда не пойдем. С ковра не сходи! – Маркелыч наконец встал и начал быстро отходить, задом отталкивая меня от кровати.
Гоминид вдруг приподнял голову и обратил к нам морду. В пустые глазницы были вставлены два крупных жука с зеленоватыми спинками. Лапа с отрезанным запястьем шевельнулась.
– Ходу, ходу!!!
Мы ломанулись по ковровой дорожке. Сзади раздался скрип, мы нырнули в двери; в последний миг я оглянулся – какой-то старик, появившийся из прохода между рам, не спеша приближался к гоминиду, который уже сидел на кровати.
* * *
Необычно здесь располагались помещения. За залом с рамами и телами открылся винный погреб. Я наткнулся на Маркелыча, стоявшего перед рядами уложенных на деревянные подставки огромных бочек. Они почти касались низкого потолка и закрывали обзор – противоположной стены погреба видно не было. Потолок зарос снежно-белым мхом, и я даже вспомнил, как этот мох называется. Шнуровой. Тонкие пряди шевелились от сквозняка, напоминая водоросли в речном потоке.
Сэмка протиснулся между бочками и стеной, присел на корточки в углу. Я остановился над ним – мы оказались в тесном закутке.
– Лучше не топтаться здесь, – сказал я. – Там кто-то вышел из двери.
– Пыточная! – Маркелыч с размаху вонзил тесак в бочку. – Пыточная, а рядом – вино. Шоб палачи, значит, опосля работки могли хлебнуть…
– Пыточная? – переспросил я. – Вряд ли, Сэмка. Не думаю.
– Так это зал для танцев был? Табачная лавка? – Сэмка с усилием выдернул тесак и встал, упершись животом в основание бочки. – Или, може, центровой бордель? Джа, я вижу дыбы и вижу покалеченных жмуриков. Что я вижу? Пыточную.
Я покачал головой:
– Нет. Дыбы не такие. И вообще, мне показалось, это скорее что-то вроде лаборатории.
– Рабо… – Он вдруг поперхнулся и закашлялся так, что лицо побагровело. – Раболатории? Это что еще такое, умник?
– Лабо-ратория, – раздельно повторил я. – Как у алхимика или мага какого. В них всякие опыты делывают. Исследования проводят, понимаешь? – Я потянул его за рукав вдоль стены, прижавшись к ней спиной. – Видел жабу в башке того полумедведя? Я что-то такое… ладно, не такое, но похожее, сегодня утром наблюдал. У того эльфа-психа, который торговую баржу спалил. Он тоже пообвешался косточками да жуками. А тут кто-то проводит опыты. Колдун пытается оживить трупы с помощью магических вставок.
Запах вина и древесины пропитал все помещение и вытеснил тошнотворно-сладкий дух лаборатории. Маркелыч топал за мной, с трудом протискиваясь там, где я проходил свободно. Его лицо пылало, волосы над низким лбом слиплись от пота. Я видел, как дергается правое веко Сэмки.
– Успокойся… – начал я, но он перебил:
– Да знаю. Щас, погодь, я передохну чуток токо. На жмуриков-то я насмотрелся уже, но такого никогда не видал, понимаешь? Неужто кто-то помимо полузверей это делает? Я говорю: убить кого – это плевое дело. Я и сам… Но заливать потом ему в брюхо какое-то дерьмо, мозги выскребать да класть туда торфяную вонючку… Где мы все же находимся, как думаешь, Джанки?
– Аргур-рея, – произнес кто-то неподалеку. – Аргурея нервоза…
Это были именно слова незнакомого мне языка, а не рычание животного. Я предостерегающе махнул Сэмке, мы встали. Находились мы все еще возле стены, и если бы протиснулись между двумя бочками, то попали бы в проход, который тянулся посередине погреба. Чуть дальше ряд бочек заканчивался, за ним виделся край чего-то, напоминающего стол, но слишком уж большого для него. С той стороны доносился громкий скрип.
