Выйдя в коридор, я остановился и приложил палец ко лбу. У меня возникло ощущение, будто я о чем-то позабыл, но, хоть удавись, не мог вспомнить, что именно. Покачав головой, двинулся дальше и, достигнув каменной лестницы, по которой поднялся сюда, услышал голоса наверху. Один из них показался знакомым. Стараясь ступать как можно тише, я поднялся на один пролет и выглянул из-за перил.
– Да, это плохо, – донеслось до меня. – Так, говоришь, на горбатых животных, которые быстро ходят и мало пьют?
– Точно, Ваше Боссовство.
В поле зрения появились Свен Гленсус и высокий человек, в широченных красных шароварах, с обнаженным могучим торсом и таким количеством цепочек, цепей, браслетов и колец, что их хватило бы на большой гарем. Следом топали два наемника.
– И скоро они будут здесь?
– Да, уже скоро. И два по пять летучих кораблей вчера отправились в путь.
– Эх, не вовремя! – воскликнул Гленсус.
– Я хочу напомнить, Ваше Боссовство…
– Я ничего не забыл, Стурласана.
Разговаривая, они свернули в коридор второго этажа и скрылись из виду. Дождавшись, когда голоса стихнут, я стал подниматься. Лестница вывела к еще одному коридору – короткому, с единственной распахнутой дверью в конце. Малец в грязном фартуке как раз входил в нее с подносом. Когда он скрылся, я подошел ближе. Осторожно заглянув, увидел ярко освещенный зал с длинным, заставленным посудой столом, вокруг которого суетились несколько поварят.
– Это не про тебя, парень, – произнес голос за спиной, и я обернулся. Передо мной стоял еще один повар в фартуке.
– Чего? – спросил я.
– Хочешь поживиться с хозяйского стола? Мы от этого быстро отучаем. Кто старший в твоем звене?
– Плутарх, – сказал я. – А твое какое дело?
– А такое, что как расскажу сейчас Плутарху, где ты шляешься…
Я перебил:
– Давай, стучи. Получишь от Плутарха по шее – и что дальше?
– В общем, вали отсюда, наемник!
Я пожал плечами, вернулся на лестницу и поднялся еще на один, последний пролет. Опять коридор, только на этот раз длинный, с двумя рядами дверей. Его перегораживала ржавая решетка.
Ближайшая дверь в левом ряду была полуоткрыта. Из-за нее раздался визг, и в коридор кубарем вылетела волосатая фигура. Я присел за перилами. Фигура ударилась о противоположную стену и метнулась к решетке. Из двери вышли двое – Полпинты с закатанными рукавами и незнакомый наемник. Убегавший от них одноглазый, не переставая верещать, вцепился в решетку и затряс ее, приникнув мордой к просвету между прутьями. Мочки левого уха у него не было, под единственным глазом синел фингал.
– Будешь знать, как крысятничать, – сказал Полпинты, вместе с напарником приближаясь к циклопу сзади. – Шибко вумный, да? – Он съездил Меченому кулаком по уху. Взвизгнув, циклоп стукнулся лбом о решетку.
Не выпрямляясь, я попятился, достиг лестницы и стал спускаться. Несколькими пролетами ниже и одним коридором левее запахло съестным.
На первом этаже поварята и девицы с разными кухонными причиндалами в руках вбегали и выбегали из наполненного пряным дымом помещения. Внутри за столами и шкафчиками виднелось распахнутое настежь окно. Я быстро направился к нему, но, не сделав и нескольких шагов, остановился – до меня донеслось:
– Недавно здесь, да? Что-то раньше я тебя не видел, милая…
Кивнув самому себе, я повернулся.
В закутке между печью и разделочным столом среди жаркого марева виднелись две фигуры.
Лата, успевшая где-то раздобыть фартук, стояла перед столом и, насколько я мог разглядеть, делала вид, будто что-то режет. Повар со здоровенным животищем пристроился рядом.
– И это удивительно, что я тебя не видел, – продолжал он развивать свою мысль. – Потому как на службу принимаю тут я. Кухня – моя епархия.
Лата пожала плечами.
– Хотя, конечно, такое и могло случиться, но это все равно ничего не меняет, дочь моя. Все новенькие послушницы в этой кулинарной обители долженствуют пройти отбор через меня, местного, так сказать, настоятеля. Натурально, во славу Господа… Сечешь, в чем сей отбор заключается?
– Отстаньте, папаша, – сказала Лата.
– Во имя мощей святых, как истинно глаголешь, дочь моя! – я теперича и есть твой, так сказать, папаша. В духовном, конечно, смысле. Сколько лет тебе, милая?
– Сорок, – буркнула Лата.
– Неисповедимы пути господни, ибо выглядишь ты младше. Али посмела ложью осквернить уста? Покайся мне, грешная… Что ж, приступим во имя Пресвятой Девы…
Широченная длань повара ухватила Лату ниже спины. Лата ахнула, попыталась отпихнуться плечом, но повар лишь благостно улыбнулся и обхватил ее другой рукой.
– Папаша! – завопила Лата. – А ну, отвалите к разтакой деве!
Я подошел ближе и увидел лежащий на столе массивный половник. Это мне кое-что напомнило… Не такую уж и давнюю ситуацию.
– Бог в помощь! – сказал я, беря из стоящей рядом с половником тарелки кусок пирога.
Они разом оглянулись.
– Проваливай, сын мой, – заворчал повар. – Ты не ко времени.
Я откусил от пирога, прожевал, положил остаток в тарелку, взял половник и ударил повара по лбу. Он сжал пискнувшую Лату, отпустил и шагнул ко мне. Я ударил еще раз. Он упал.
– Аминь, – сказал я. – Стоит только отлучиться на полчаса, как ты заводишь шашни со всякими религиозными маньяками…
* * *
– Кажется, у них там что-то случилось, – прошептала Лата.
Мы сидели в тех же самых кустах недалеко от протекающей через Зеленый замок речки и наблюдали за происходящим вокруг.
А вокруг царили суета и полная неразбериха. В большинстве окон зажегся свет, речные ворота крепко заперли, по двору туда-сюда слонялись вооруженные наемники, заглядывая во все закоулки. Нас пока не обнаружили, но, судя по всему, это был вопрос нескольких минут.
– Да уж, – нервно согласился я. – По-моему, мы уверенно можем утверждать, что у них там совершенно точно что-то случилось.
– Как ты думаешь, кого они ищут?
– Ну, в некотором роде, думаю, они ищут нас… Меня, во всяком случае. Рыжего красавца в желтых сапогах, укравшего КРЭН из лаборатории Урбана Карафа. Меня заметили, еще когда я только заносил туда ящик, а потом либо изобретатель зачем-то вернулся, либо твой кавалер на кухне поднял шум, либо и то и другое…
– Вот, кстати, покажи мне кристалл, – вспомнила она.
Я достал из-за пазухи КРЭН, показал ей… и в этот момент вспомнил, что именно забыл в кладовой.
– Красивый, – вздохнула Лата.
