– Стоп, стоп, – перебил я. – Я что-то не просекаю. Если у Гленсуса есть хотя бы один КРЭН, то зачем ему понадобилось другие? Почему он сам не уберется отсюда?
– Вот этого я не знаю.
– Кто он вообще такой, этот Свен Гленсус?
– Бывший чиновник Эгиды. Совершил очень крупное ограбление и сдуру подставил под это дело нас… А может, просто захотел потянуть за собой. Мы одно время тесно общались в… определенной области. В общем, мы попали сюда раньше него и какое-то время жили неплохо, принимая во внимание все обстоятельства, а потом он тоже появился в Ссылке вместе с двумя своими подельщиками, Кралевски и Маклером. Потом эти двое исчезли. Говорили, что Гленсус организовал их убийство, хотя, как я понимаю, по крайней мере один из них, Кралевски, был не такого склада гум, чтобы позволить какому-то бывшему служаке Эгиды убить себя. Теперь, когда выяснилось, что из Ссылки можно свалить, возникает подозрение: а не сделали ли они это, оставив Гленсуса с носом? Так или иначе, до его появления здесь царила полная анархия, но, хоть Гленсус и мразь, надо отдать ему должное, он сумел каким-то образом захватить власть. Одно время я даже работал охранником в его замке. – Чоча и Лата переглянулись. – И вот теперь этот его сумасшедший изобретатель, судя по всему, нашел способ покидать Ссылку. Получается, мы должны торчать здесь всю жизнь, в то время как этот… этот… – Не найдя подходящего слова, Чоча хватил кулаком по столу, и глиняный кувшин перевернулся. – Ну нет, этого допустить нельзя!
– А если кристалл уже у Гленсуса? – возразила Лата. – Ты что, пойдешь в Зеленый замок?
Чоча покачал головой:
– Вряд ли кристалл уже в замке, если только они не схватили того одноглазого… Я так понимаю, что, заполучив КРЭН, вор решил не отдавать его Гленсусу. Как, кстати, он выглядит?
– Очень крупный серебристый кристалл, – ответил я.
– Ну, любой циклоп позарится на такую вещь и попробует продать ювелиру.
– Что ж, теперь обходить всех местных ювелиров? – уточнил я.
– Здесь только один ювелир. А если одноглазый прятался от облавы, то может делать это только в «Воротах Баттрабима». Надо сейчас же идти туда.
– Что за «Ворота»? – поинтересовался я.
– Трактир для одноглазых, принадлежащий тоже одноглазому. И он кое-что мне должен. Ты сможешь узнать того, кто украл камень?
Я немного подумал.
– У него шрам на щеке. И нет мочки одного уха.
– Нет мочки уха? – удивилась Лата.
– Ну… немного. Вообще-то это я откусил ее во время драки.
– Ну и привычки у тебя, Уиш Салоник.
Пользуясь тем, что Чоча поднялся из-за стола и пошел в соседнюю комнату, я наклонился к Лате и прошептал:
– Ты еще пока что очень мало знаешь о моих привычках. Но, может быть, за оставшееся время мы успеем восполнить этот пробел?
* * *
Трактир «Ворота Баттрабима» оказался основательной двухэтажной постройкой – редкий случай для Хоксуса, состоящего в основном из развалюх. У входа стоял парень с меланхолическим взглядом.
– Некоторые ублюдки работают на одноглазых, – проворчал Чоча.
Лата подмигнула охраннику, он скривил рот в гримасе, напоминающей улыбку, и уставился на мои сапоги. Мы вошли в питейный зал. За широкими деревянными столами сидело с полтора десятка циклопов, между ними изредка попадались люди.
– И некоторые ублюдки пьют с одноглазыми. – Чоча презрительно сплюнул.
– А ты ксенофоб, – усмехнулся я.
Лата покосилась на меня, будто хотела спросить, откуда я знаю такие мудреные слова, но передумала и не спросила.
Мы прошли между столами и по скрипучей лестнице стали подниматься к мезонину. Посередине ее сидел еще один охранник, на этот раз циклоп. При нашем появлении он вскочил и подбоченился.
– Куда? – Рыкающий голос, произносящий слова того же языка, на котором говорил я, звучал странно.
– К Баттрабиму, – рявкнул Чоча, не замедляя шага.
– Не велено.
– Отвали!
– А я говорю – не велено! – Циклоп заступил нам дорогу.
Чоча приблизился к нему вплотную и двинул плечом. Охранник перекувырнулся через низкие перила и рухнул вниз. Из-под лестницы раздались звон и треск сломанного стола. Гул, царящий в питейном зале, стих, но тут же возобновился с прежней силой. Наверное, здесь привыкли к подобным инцидентам. Мы с Латой шли сзади, и я прошептал, наклонившись к ней:
– Хорошо иметь такого братца. Ты за ним как за каменной стеной.
– Еще бы, – согласилась она, но отнюдь не дружелюбным тоном.
Мы достигли мезонина и направились к закрытой двери в дальнем его конце. Возле двери кто-то стоял.
– Ой! – воскликнула Лата. – Только сейчас вспомнила, Ватти ведь тоже работает у Баттрабима. Если только наемники не взяли его в Норах…
– Новичок! – взревел человек возле двери. – Как тебя… Слоник! Ну, я сейчас!.. – Он рванулся к нам.
– В чем дело? – спросил Чоча.
Охранник промчался мимо Пат-Рая, и я отскочил, шаря рукой в кармане, но, как оказалось, это было излишним. Чоча успел схватить Ватти за шиворот и сильно дернул. Ноги громилы заскребли по полу, он захрипел, когда воротник впился в шею. Сгибая одну руку, Чоча подтянул его к себе и с размаху опустил кулак другой на его макушку. Ватти крякнул и сел на пол, схватившись за голову.
– Так что за шум? – повторил Чоча.
– Он хотел снять с меня сапоги, – любезно пояснил я. – И получил по носу.
– У тебя хорошие сапоги, Уиш, – заметил Чоча и ударом ноги распахнул дверь, сломав то, что запирало ее изнутри.
За столом, на котором стояло несколько глиняных посудин и лежали листы грубого зеленоватого пергамента, сидел очередной циклоп. От своих соплеменников он отличался тем, что был раза этак в три шире и одет несколько побогаче – кроме штанов он носил рубаху, засаленную во многих местах, и сандалии из какого-то тонкого и, видимо, непрочного материала. На волосатой шее висела серебряная цепь с круглым медальоном. Из мебели, помимо стола, в комнате стояли пара стульев, лавка, а на стене висели полки с глиняной посудой, в основном склеенной из черепков. Под полками находилась чуть приоткрытая дверь в соседнюю комнату.
– Здорово, Бат! – рявкнул Чоча, сел и возложил ноги на стол, позволяя хозяину обозреть свои запыленные пятки. – Процветаешь?
Циклоп молчал, вращая глазом. Его толстые, как сардельки, пальцы выбивали на столешнице чечетку.
– Твоя сестра хорошеет с каждым днем, – рыкнул Баттрабим. – Жаль, у нее аж два глаза, что противоречит всяким эстетическим нормам. Да и волосы у нее, извиняй, растут лишь на некоторых частях тела. А это нехорошо, нехорошо…
