— Ждут, — неопределенно откликнулся Вач.
В мастерскую вошел Доктус Савар.
— Добрый мастер, я приказал разжечь печи и открыть трубы, — с порога обратился он к Бьёрику. — Емкости уже наполняются. Кому-то надо подняться на поверхность.
— Но как мы теперь... — начал Бьёрик.
Гарбуш перебил его:
— Через этот ход. Нельзя идти большим отрядом. Будет только хуже, нас заметят, — он повернулся к Вачу. — Ты пока не спас ее. Хочешь, чтобы маленькая сестричка осталась жива? Тогда помоги мне еще немного.
— И я с тобой! — закричал Дикси.
— Нет, ты останешься. Пойдем мы с Вачем.
— Но ведь тогда ты не попадешь на ковчег, — сказал Бьёрик. — Мы попробуем дождаться тебя, но если эти чернокожие ворвутся внутрь... ты можешь не успеть.
Гарбуш не слушал — он смотрел на Вача.
* * *
Ближе к окраине, где жили бедняки, текла обычная жизнь, но в верхних кварталах, раскинувшихся вокруг Универсала, большинство зажиточных горожан в спешке уехали — до поры до времени, пока чары не разберутся со своими делами. Улицы опустели, даже стражников не было видно.
Дук Жиото воспользовался этим. Дверь он сломать не смог, но после долгих усилий открыл окно. Увидел оставленный кем-то факел, зажег, осмотрел кухню — ничего интересного, — нашел в кладовой снедь, поел и поднялся на второй этаж.
Он долго ругался, обнаружив, что хозяева забрали все ценное, но после разыскал сундук, задвинутый за кровать, а в нем — серебряную посуду.
Сумка с драгоценностями, отобранная у Альфара, была наполовину пуста. В нее поместился большой кубок, несколько ножей и двузубых вилок. Жиото долго перебирал тарелки и чаши с выгравированными узорами, мучаясь от жадности, безуспешно пытался впихнуть в сумку. В конце концов сунул за пазуху большое овальное блюдо, на котором мог уместиться целый поросенок. У кровати нашел брошенный впопыхах темно-красный кафтан, подбитый мехом, с длинными широкими рукавами, нацепил его на себя и направился вниз. В округе полно домов, где-то могли остаться более мелкие и ценные предметы.
Он отодвинул засов на двери, сделал шаг — и получил ножом в живот.
Вернее, до живота острие не добралось, лязгнуло о посудину за пазухой. Дук выхватил меч, трое бродяг попятились. Долговязый, ударивший Жиото, поднял перед собой два ржавых мясницких ножа. Другой, с бельмом на глазу, держал дубинку, у третьего, кривоногого тощего старикашки, был молоток — не очень тяжелый, но с длинной рукояткой.
— Прочь, твари! — заорал Жиото. — Грабители, мразь! Прочь, или позову стражу! — он попытался рубануть старикашку, но тот увернулся.
Дук встал спиной к стене.
— А эта... — сказал долговязый. — А ты же ж не хозяин.
— Хозяин! — выкрикнул Дук.
— Та не... — протянул бродяга. — Я тутошнего хозяина помню, Бурут его кличут. Жена еще у него красива, толста така — страсть. А как же ж ее...
— Раша, — прошамкал старик, показывая слюнявые беззубые десны.
— А, во! — обрадовался долговязый. — Рашка, точно. А ты... Слухай, а я ж тебя ткнул — крови-та и нету. А чего так?
Край блюда виднелся в распахнутом вороте рубахи под кафтаном, и долговязый наконец заметил его.
— А, та вот же ж! — еще больше обрадовался он. — Это оно што такое?
— Серебро оно такое, — откликнулся старик. — Слышь, Лемех, он — как мы.
— Ага.
— Так чего мы тады разговариваем?
— Ага...
Третий, с бельмом, ни слова не говоря, ударил дубинкой.
Жиото отбил ее, махнул мечом на долговязого, ткнул факелом в лицо старику, прыгнул вдоль стены, но бельмастый преградил путь к отступлению. Замелькало оружие, по темной улице разнесся стук и звон.
Бывший тюремщик был хорошим бойцом, однако справиться с тремя не мог. К тому же тяжелый кафтан мешал двигаться. Старик с обгоревшими бровями шипел, норовя достать молотком до головы Жиото, долговязый беспорядочно полосовал воздух ножами, бельмастый, прыгая по мостовой, орудовал дубинкой.
— Стража! Грабят! — Дук тяжело дышал. Всякий раз, когда меч сталкивался с оружием бродяг, в груди екало. — Уродцы! Я — слуга чара, он растерзает вас, превратит в жаб, змей... — дыхания не хватило, и его голос сорвался.
Молоток высек искры из стены над самым ухом. Нож полоснул по руке. Дук, изловчившись, достал мечом бок бельмастого и вдруг увидел, что по улице за спинами бродяг кто-то медленно идет. Только сейчас до него донесся звук шагов, тихое лязганье и скрип.
— Зоб! — заорал бывший тюремщик. — Зоб, ко мне! Это же я, Дук, убей их... — тут бельмастый, согнувшись в три погибели и прижав ладонь к раненому боку, переложив дубинку в другую руку, попал Жиото по колену.
— Зоб!!! — Дук свалился под стеной, молоток ударил в камни над ним. Долговязый склонился, ухмыляясь, вытянул длинную руку с ножом. Глаза Жиото расширились, ржавое лезвие устремилось к его шее — и в следующий миг головы долговязого не стало, ее место занял железный шар с короткими шипами.
Бродяга упал. Бельмастый вскрикнул — шары пробили его грудь и отшвырнули к углу дома.
Третий противник не стал дожидаться удара, бросился прочь и тут же исчез в темноте.
— Уродец! — прохрипел Дук ему вслед, поднялся, пнул тело долговязого, ахнул от резкой боли в колене и привалился к стене.
Лич неподвижно стоял над ним. Когда дыхание выровнялось и боль в ноге немного утихла, Дук спросил:
— Узнал меня? Зоб, ты узнал старину Дука? Кто это так отделал тебя?
Монстр чуть покачивался, и это удивляло: раньше, если ему не отдавали какого-то приказа, он застывал в полной неподвижности. Сквозь трещину в шлеме выпученный, покрытый темными прожилками глаз, не моргая, пялился на Дука. Глаз был живым.
— Я — Дук Жиото. Мастер, наш хозяин, приказал тебе слушаться меня. Помнишь, да? Хозяин сказал: слушайся Дука Жиото, выполняй его приказы. А Дук Жиото — это я, меня так зовут... — бормоча, бывший тюремщик короткими шажками подступил к личу, приподнявшись на цыпочки, заглянул внутрь рассеченной головы. Он увидел зеленого паука с мохнатыми ногами, погруженными в мозговое вещество лича. Из продавленного тельца выступила темная кашица. Но паук был еще жив — ножки чуть подрагивали.
— Первые Духи... — пробормотал Дук, отступая. — Зоб, как же ты теперь?
Монстр вдруг сдвинулся с места, не отрывая подошв от мостовой, попятился. Голова его закачалась.
— Стой! — рявкнул Дук, и, к его удивлению, лич остановился.
— Хозяин говорил... — Жиото умолк, что-то обдумывая, и выкрикнул: — Теперь — я твой хозяин! Ты понял? Старого хозяина нет, он бросил нас! Твой хозяин я, Дук!
Отражаясь от стен и мостовой, крик разнесся по улице. Эхо смолкло, наступила тишина. Жиото смотрел на лича.
