На лице Бонзо возникло удивление. Он словно впервые увидел мушек. Выпустив топор, кузнец провел рукой перед собой и поднес ладонь к лицу. Затем уставился на свой живот, на кишащую черными точками рану. Лицо его исказилось. Вач прыгнул к нему и толкнул в грудь.
Бонзо отступил, мелко семеня, и ударился спиной о стену. Широкий поток мушек бил из прорехи, и когда Бонзо привалился к ней, поток распался на несколько рукавов. Они изогнулись, будто дымные пальцы, обхватили мастера за плечи и поясницу. Бонзо закричал, протягивая к Вачу руки. Дымные пальцы сжались, ломая тело и втаскивая его в прореху. Стена лопнула от пола до потолка, открыв узкое пространство, полное страшного застывшего света; торс кузнеца сломался в пояснице, плечи его прижало к коленям. Пальцы сжались в кулак, из которого торчали руки, ноги и голова Бонзо, — один миг лежащий на полу Гарбуш видел безумное лицо кузнеца, а затем кулак втянулся в мир за стеной. Прореха съежилась, стена с шелестом выпрямилась, вновь приобретя твердость, мушки со всех сторон устремились к ней. Верстак, ставший вдруг объемным, накренился и, грохоча, упал на пол, с него посыпались инструменты. Последние мушки втянулись под стену, звон стих, и янтарный свет исчез.
Открутив винты, Гарбуш снял захваты с ног, один за другим распрямил вывихнутые пальцы на руках Ипи, ухватил ее за плечи и оттащил от рамы.
— Нет, она жива, жива! — сказал он Вачу. — Я же вижу, она... Ипи, слышишь? Ипи! — обхватив ее голову, гномороб склонился, целуя лоб, щеки и закрытые глаза. Веки под губами шевельнулись, и Гарбуш отпрянул, глядя на белое, в кровоподтеках, лицо.
— Ипи! — закричал он, размазывая по своим щекам слезы и кровь. Глаза девушки раскрылись и бессмысленно уставились на гномороба.
Отстранив карлу, Вач взял сестру на руки. Гарбуш на четвереньках обогнул перевернутые козлы, прополз мимо Кепера, лежащего в луже крови. Из дальнего конца кузницы донесся треск. Гномороб направился туда и, когда миновал верстак, увидел ползущего навстречу Дикси. На лбу того краснел ожог, волосы обгорели.
Упираясь в пол, Гарбуш встал. Для равновесия широко расставив ноги, он подождал, пока Дикси доберется до него. Осторожно, чтоб не упасть, нагнулся и ухватил за поясницу.
— Ке... Кепер? — спросил малец, заикаясь.
— Его уже нет. Не смотри! Не смотри в ту сторону.
Дикси всхлипнул. Обняв друг друга и качаясь, как пьяные, они заковыляли к стражнику.
— Надо лекаря... — пробубнил тот, кивнул сначала на Ипи в своих руках, а потом на гноморобов.
— Нужно идти в наш квартал, — ответил Гарбуш. — У нас есть хороший лекарь.
— Возьми... — Гномороб чуть не упал, когда стражник передал ему Ипи. Вач нашел свой топор, перешагнув через опрокинутый верстак, оглядел стену. Дощатое покрытие рассекала узкая длинная трещина. Вач заглянул в нее — под досками обычная, хорошо утрамбованная земля. Стражник пожал плечами, повесил топор за спину, вернулся, забрав у Гарбуша сестру, потопал к выходу.
— Мы сами не успеем, — произнес Гарбуш, пытаясь нагнать его и не поспевая. — Погоди! Не успеем, они же вот-вот взлетят! Слышишь? Ты поможешь нам?
Вач уже достиг лестницы.
— Меня ждут, — пробурчал он, ставя ногу на нижнюю ступень. — В квартал карликов? Лады, идем.
Глава 12
Окутанный языками пламени последний клирик с воплем пронесся через комнату, выбил деревянную решетку в окне и вывалился наружу. Вопль закончился стуком рухнувшего на камни тела. Сол, потирая ручки, прошелся по помещению и скомандовал Малеку Стамси, старшине цеха теплой магии:
— Рассредоточьтесь вокруг пирамиды, займите оборону. Скоро подойдет Буга со своими людьми. А пока будьте настороже.
Сол Атлеко точно знал: его мечты всегда сбываются. Он вывел это из своего жизненного опыта, у него все получалось, аркмастер всегда добивался, чего хотел. Вот и сейчас — чары передрались, Атлеко в пирамиде, а Октона Маджигасси здесь нет... Никто и ничто не помешает обследовать архив, который интересовал Сола куда больше, чем обруч. А еще — найти То, Что Спрятано Под Горой Мира...
— Слушайся Малека, — приказал он стоящему у двери лар'ичу и добавил, обращаясь к старшине: — Захвати это чудо с собой, поставь у ворот.
Оставшись в одиночестве, чар прошелся от стены к стене, морща лоб и шевеля губами. Это помещение принадлежало Архивариусу, стол у окна был завален пергаментными свитками и книгами. Интересно, где теперь старик? Сбежал из города или... впрочем, Сол тут же позабыл о нем. Бросившись в кресло, Атлеко откинулся на спинку, положил короткие ножки на стол. Руки его то постукивали по подлокотникам, то потирали лоб, пальцы сцеплялись, потом он начинал грозить кому-то невидимому, совершая быстрые беспорядочные движения. Сол Атлеко способен был сохранять неподвижность лишь в напитанной мелом теплой воде своего бассейна, только парной воздух солярия успокаивал его.
Болезненное желание постоянно двигаться, проявившееся еще в юности, со временем усилилось и, в конце концов, стало его проклятием. В присутствии других людей, когда нужно вести беседу, прислушиваться к чужим словам, что-то обдумывать и приказывать, нервозная суматошность не так изводила его, но когда Сол оставался в одиночестве... Самым ужасным были руки: каждая жила своей, отдельной жизнью.
— Пр-р-риветствия!
Сол, подскочив, развернулся к окну. На торчащем из рамы обломке решетки сидела пестрая птица с коротким кривым клювом.
— Октон! — промолвила она. — Пос-с-слание! Октон!
— Что? — Атлеко маленькими шажками пошел к окну. — Ты кто... Ты что такое?
— Октон! Октон!
Птица щелкнула клювом, качнулась, взмахнув крыльями. На левой ноге было металлическое кольцо и узкий свиток.
Атлеко осторожно протянул руку ладонью вверх. Птица следила за ним зелеными глазами-бусинками. Когда рука оказалась рядом, она махнула крыльями и переступила на ладонь.
— Пос-с-слание!
Чар разглядел крошечную защелку, подцепил ногтями и раскрыл. Птица стояла неподвижно. Сол пересадил ее обратно на раму, развернул свиток — длинную узкую полоску, испещренную мелкими буквами. Сжимая за края, поднес близко к глазам и стал читать:
«Великочтимый Владыка!
То, о чем вы беседовали с нами перед тем, как ваши покорные слуги отбыли на юг, приближается. Силы нашикрепнут, войско растет. Мы не ошиблись — теперь это именно войско, после трехлетних усилий численность наших воспитанников достигла изрядной величины. Чтобы закончить то, ради чего мы пустились в это предприятие, необходима сумма...»
Дочитав, Сол поднял удивленный взгляд на окно, но птицы там уже не было. Атлеко огляделся — она перелетела на стол и сидела неподвижно, закрыв глаза. Аркмастер вдруг заурчал и стал рвать пергамент. Бросив на пол клочки, сел в кресло, зажал ладони между коленей, ссутулился и зажмурил глаза, но просидеть в такой позе смог недолго.
