Насадки сжались сильнее — и разжались. Геб упал на четвереньки, услышал лязг доспеха. Он вскочил, но выбравшийся из ямы Дук сбил его с ног. Трилист свалился на обломки телеги, пополз на спине, уперся во что-то головой, скосив глаза, разглядел лежащего Зоба. Жиото, шатаясь, шагнул к нему, высоко поднял обращенный клинком вниз меч, резко опустил, всадив лезвие в грудь Трилиста, и свалился сверху.
Сквозь глухую тишину донеслись рыдания, потом шелест. Раздался скрип — снизу что-то сдвинулось. Расплывчатые пятна съежились, обратившись звездами, два бледных солнца стали лицами склонившихся людей.
— Помоги же его поднять!
— Ты не понимаешь? Нельзя его трогать, сразу умрет.
— Но мы должны перенести его!
Геб попытался сказать Ларе, что она убьет его, если приподнимет. Во рту пересохло, от слабости он даже языком пошевелить не мог. А вот боль терпимая — во всяком случае, пока он лежит неподвижно.
Внучка оружейника потянула его за плечи. Трилист вскрикнул, перед глазами опять все расплылось. Лара испуганно отдернула руки.
— Нет, — просипел Геб. — Очень больно. Не трогай.
Вновь появилось лицо старика.
— Капитан! — сказал Жерант. — Капитан, у вас...
Геб уже видел его: меч, вертикально торчащий из правой половины груди. Трилист лежал не на земле, на чем-то более твердом. Очень-очень осторожно он попытался пошевелиться и сразу замер.
— Что подо мной? — спросил он.
— Это доски, — заплакала Лара. — Сбитые доски...
— Отломанная боковина телеги, — сказал Жерант Коско. — Этот человек пригвоздил вас к обрешетке, а сам упал сверху, и его клинок... понимаете...
— Да, — ответил Геб.
Лара попыталась обнять его, Трилист застонал так громко, что она отпрянула.
Коско кивнул, глядя то на внучку, то на капитана. Он ждал, чтобы Трилист сам сказал ей, и Геб произнес:
— Уезжайте.
— Что? — воскликнула Лара. — Мы отнесем тебя в фургон, потом...
Он был все еще нужен ей, но, раненый, почти уже мертвый, он не был нужен старику.
— Вы не сможете поднять меня вместе с этим.
— Мы позовем кого-нибудь, вернемся в город и позовем...
— Сейчас меч почти перекрыл рану. Хотя кровь все равно течет в грудь. Если меня сдвинуть... вместе с досками или без них — сразу умру.
— Это правда, — сказал Жерант внучке. — К тому же у него наверняка сломаны ребра. И две стрелы в теле. Идем.
— Как ты можешь говорить такое? Мы с ним... Дед, ты не понимаешь, ведь я... Ты не заставишь меня уйти! Я буду здесь...
— Лара, я бы все равно не остался с тобой, — сказал Трилист, и она замолчала. — Ушел бы сразу, как только мы добрались бы до замка. Ты мне не нужна.
Она еще долго сопротивлялась, но, в конце концов, старик увел ее.
Смолк скрип фургона, наступила тишина. Трилист лежал, глядя вверх. Над ним мерцали звезды. Спустя продолжительное время после того, как фургон уехал, Геб услышал шум. Сначала он решил, что ему чудится, но шум повторился: тихое-тихое дребезжание, звучащее где-то рядом.
Доски под спиной шелохнулись.
Шевелиться было опасно, но Трилист отважился медленно повернуть голову. Возле него на боку лежал лич. При падении шлем сломался окончательно, распался на части, открыв изуродованное лицо. Один глаз давно вытек, из второго вниз торчал конец стрелки. Рот монстра открывался и закрывался, насадка на подогнутой под тело руке дрожала, цепляя доспех. Губы сжались, вновь приоткрылись.
— Где я? — произнес тихий глухой голос.
Трилист молчал.
— Здесь кто-то есть? Пожалуйста, ответьте.
— Да, — сказал Геб.
Насадка перестала дрожать. Голова монстра чуть сдвинулась, глазницы обратились к Гебу.
— Кто ты? — спросил голос.
— А ты?
Вновь повисла тишина. Голос пожаловался:
— Очень темно. Но что-то движется.
— Движется? — повторил Геб.
— Я помню селение и шамана.
— Как твое имя?
Голос помолчал.
— Не помню. Помню крестьян, потом — шамана. Он убил меня. Потом управлял мною. Он пропал, после него — смуглый человек. Он тоже пропал. Я немного смог сам, но... появился новый. Не новый, он был и раньше, хотя недолго. Я хотел сам, но когда он говорил, приходилось делать. Кто ты?
— Ты выстрелил в меня. И раздавил мне ребра, — сказал Геб. — Совсем недавно. А я...
— Понятно, — голос звучал негромко, но ясно, разборчиво произносил слова, хотя губы почти не шевелились, и казалось, что он доносится изнутри головы. — Прости. Он приказывал — я делал. Не мог ослушаться. Теперь... теперь могу.
— Можешь встать и пойти? — спросил Геб.
— Нет. Двигаться — нет. Нет тела, не чувствую. Могу говорить. Как к тебе обращаться?
Геб, помолчав, сказал:
— Капитан.
— Хорошо. Оно приближается, капитан. Очень темно, но оно...
— Что приближается? Где ты находишься сейчас?
— Я в узком месте. Оно закрыто сверху и снизу, а спереди и сзади — нет. Очень душно. Все черное, будто вокруг смола... Хотя тут... По одну сторону... вижу землю, уходит вдаль. Лес, холмы. Могу видеть далеко, вроде быстро-быстро лечу над землей. Потом много воды. Море? Да, за ним берег, опять лес, крыши... Тянет назад, но пока получается дальше...
— И что там? — спросил Трилист. — Что дальше?
— Поля. Опять река. Стена, высокая, за ней много крыш. Снова вода, лес. Болота, вдалеке гора... я вижу нас, капитан.
Он надолго смолк, и Геб решил, что голос больше не заговорит, но он произнес:
— Каким чудовищем я стал. А у тебя... Вот почему ты лежишь здесь. И тянет назад, сильно.
— Попробуй дальше, — попросил Трилист. — За горой должно быть опять много воды. И где-нибудь среди нее — синее мелководье.
— Мелководье, — сказал голос. — Хорошо, ищу.
— Из него растут деревья, огромные. У них кроны как острова. Видишь?
— Нет.
— Зеленые древесные острова! — Боль растеклась от раны, когда он повысил голос, но Геб не обратил внимания, заговорил еще громче: — С веток летит пух, он белый, собирается в облака и..
— Видел весь океан, но деревьев нет, — сказал голос. — Ни мелководья, ни пуха... А дальше — много солнца, слишком ярко, слепит, ничего не видать. И назад тянет. Теперь очень сильно.
— Они есть, посмотри хорошо! Загляни туда, где слепит! Где-нибудь там или еще дальше, где вода становится небом...
— Нет. Но есть остров. Обычный, не из пуха. Далеко-далеко. Там гора, из нее... — он замолчал.
