Память подсказывала, что несколько раз тот силой принуждал ломщика применять свои способности. Выудил из кармана психопривод, заставил подключиться к механизму запирания переборок. Заставил снова ломать.
Наверное, без умений Листопада сибиряки угодили бы в руки китайцев. Но общего впечатления это не меняло: упертый он тип оказался, этот Леший. Жестокий. Прямой, как рельса, и такой же несгибаемый. Терпение знал, кого послать за братом…
Ведь тому даже хватило смелости поругаться с послом Республики. Степан, еще в себя не пришедший, все же смог запомнить, как рычал Леший, когда в переговоры с подполковником возжелал вступить именно посол.
– Благодаря дурости этого щенка, – доказывал мордоворот в спортивном костюме, брезгливо кивая на притихшего Листопада, – заварилась каша, размешать которую не в силах никто из вас. Отдадите брата министра китайцам – полетят головы. Попробуете передать его БАРСу – начнется бойня. Признаете объективность выдвинутых комендантом обвинений – полетят головы. Попробуете по-тихому сдать меня и молокососа китаезам – головы полетят со свистом…
На ближайший офисный стол упала прозрачная пластина документов Лешего с набором голографических печатей внутри.
– Вот мои полномочия, подтвержденные министром, – хмуро басил наемник Терпения, завершая спор. – Но уверяю, они значительно выше, чем вы способны представить. Хотите сохранить шкуры и рабочие места? Позвольте мне собрать все шишки на себя. Не хотите – прикажите парням в холле арестовать меня, отдайте поднебесникам и посмотрите, что из этого выйдет…
В целом аргументы озвучивались весомые. При этом Степан чувствовал – не прислушайся сотрудники дипмиссии к этим доводам, парой сломанных носов станет больше, а арестовать себя наемник все равно не позволит.
Пожилой величавый посол, оказавшийся бюрократом разумным, хоть и не самым решительным, какое-то время еще пробовал возражать. Но пошептался с младшими советниками и великодушно сдался, отдаваясь на волю судьбы. Вид, однако же, имел такой, будто человек министра не спасал посольство от дипломатического скандала, а взял их всех в заложники…
В итоге Леший, которого, как чуть позже выяснилось, звали Ильей, вызвался сам говорить с Каракуртом.
Связались по внутренней сети, которую так и не смог сломать Листопад. Долго искали слова.
Конечно, Чэнь Юйдяо хотела только одного – посольство выдает ей всех незарегистрированных на борту, сопровождать ломщика должен именно Вебер. Иначе: штурм, скандал, ноты протеста, разрыв дипломатических отношений и прочие «казни египетские». Степан сомневался, что подполковник уполномочена сыпать угрозами такого масштаба, но горящие яростью глаза женщины говорили, что сейчас это не самое важное…
Впрочем, Леший оказался нисколько не дуболомом, каким привиделся Листопаду при первом знакомстве. Осторожно подбирая термины и определения, он уводил беседу от рифов непонимания, заставив подполковника спустить пар.
Первым делом он безапелляционно назначил повторный сеанс связи через пятнадцать минут, не слушая возражений. В посольстве сразу встали на уши, едва не кинувшись на дерзкого переговорщика с кулаками. Но телескопическая дубинка, уже знакомая Степану, легла на стол рядом с документами Вебера, и бунт стих.
Чуть позже Гринивецкий, равно как и посол, были вынуждены признать правоту наемника.
Начать вооруженные действия против официальных лиц Сибирской Республики для коменданта Юйдяо означало не только совершить карьерное самоубийство, но и поставить под угрозу сам проект «Звездный Путь». И пусть втайне Листопад хотел именно этого, в минуты шаткой неопределенности воинственная часть его сознания стыдливо помалкивала…
Когда лицо подполковника повторно появилось на экране коммуникатора, она уже перевела дух. Говорила взвешенно и более хладнокровно, однако на правоте настаивала и требований не смягчала.
Обвинения сыпались одно за другим: шпионаж, промышленный шпионаж, попытка взлома сети, политический саботаж, террористическая диверсия с целью полного уничтожения ПТК, сопротивление официальным властям комплекса и даже убийства местных беззаконников, совершенные во время схватки у резервного бункера.
Леший, чьи скулы превратились в один одутловатый синяк, от атак ловко уходил, настаивая на деликатности сложившейся ситуации и отрицая одно обвинение за другим. Заведя беседу в тупик, снова предложил передышку, и только тогда Степан догадался, что наемник элементарно тянет время…
Осадой тот, кстати, тоже руководил толково.
Ведущие на внешние балконы двери забаррикадировал, жалюзи закрыл, свет приглушил. Рассадил по рабочим местам всю пару десятков сотрудников, чтобы не путались под ногами. Троих посольских охранников разместил за баррикадой в приемном холле, приказав в случае опасности стрелять, но обязательно выше голов. Выставил у вентиляционных решеток четверых добровольцев-«нюхачей», в чьи обязанности входило проверять воздух, поступающий внутрь офисов.
Пока китайцы не отрубили внешнюю связь, Илья убедил генерального консула связаться с Новосибирском и отправить зашифрованную сводку событий лично министру информационной безопасности. Словно древнеримский диктатор, сосредоточивший власть в своих руках, он быстро нашел общий язык с недовольными и умело поддерживал сторонников, принимая решения решительно и без промедлений.
Через час его слушались все, в том числе и примолкший посол. Безоружные, старательно скрывающие страх чиновники сейчас напоминали Листопаду консервы, плотно набитые в банку. Вопрос состоял в том, осмелится ли Каракурт отведать этих консервов…
А еще через полчаса, выторгованных Лешим на «размышления», Степан понял, чего именно ждал Илья, изматывая подполковника пустыми беседами.
– Эй, сопля, иди-ка сюда… – Негромкий голос вывел ломщика из легкого транса, в котором тот пребывал после провала операции Порфириона.
Несмотря на собственный приказ, Леший стоял у широкого окна, двумя пальцами раздвигая плотные жалюзи. Снаружи по-кошачьи подкрадывалась сентябрьская ночь, но Гринивецкий сумел рассмотреть, да и искусственная иллюминация помогала: в предгорьях вокруг ПТК поблескивало, словно кто-то рассыпал по ним пригоршню болотных гнилушек. Это, как догадался Листопад, нескромно маяковали оптические прицелы снайперов Каракурта, взявших балкон посольства под контроль.
Илья хотел сказать юноше что-то еще, но передумал. И только кивнул вбок и влево, приглашая взглянуть. Осторожно, словно мог вот-вот напороться на пулю, Степан приник к окну, выглядывая.
На расчищенную и хорошо освещенную прожекторами площадку перед комбайном, на самый край пестрого ярмарочного городка приземлялся реактивный вертолет с огромной эмблемой БАРСа на «хамелеоновом» борту. Медленно, осторожно, будто боялся сорвать с насиженных мест палатки артистов и торгашей.
– Это за нами, да? – прошептал Листопад, не глядя на Лешего.
– Наверное… – Тот пожал плечами, но скривился от боли и принялся разминать левую подмышку. – Если повезет, так сказать…
