Ан-Тейшейра – новый начальник Бадосы, и вовсе нарадоваться не мог, – вот что значит «поймать удачу за хвост». Рамон гармонично влился в новый коллектив, продемонстрировал сносные навыки обращения с аппаратурой, был покладист и тих.
И даже на пресловутом брифинге, где их заставили почти полчаса томиться в духоте, не проронил ни слова недовольства. Казалось, что даже грозная подполковник Юйдяо, больше известная на комбайне как Желтый Каракурт, не выбила «бразильца» из колеи.
Чего, нужно заметить, нельзя было сказать о Буньипе.
Сидя в тесной каморке, по нелепости названной гостиничным номером, он рисовал один эскиз за другим, рассматривая мужской разворот плеч китаянки и ее суровый профиль. Это была сильная женщина, решительная и опасная. Пожалуй, в другой ситуации австралиец счел бы за удовольствие сразиться с ней – сам образ Каракурта наводил на мысли о соперничестве и борьбе.
Обогнать такую было бы трудно. Но только в том случае, если бы Буньип боролся против конкретного характера, а не против безликой системы, препарировать которую полагалось с холодной головой и точным знанием уязвимых мест…
От тюремного браслета, подаренного всем журналистам, он избавился в первый же вечер, едва попав в номер. И потруднее замки ломать приходилось, а тут – обычная штамповка, рассчитанная на законопослушного гражданина. Обезвредил электронику, снял, изучил, вернул на запястье.
Следующим шагом собрал «дыродельчик», припрятав снаряженное оружие за стеновую панель. Его пронести оказалось очень непросто, но обилие съемочной техники облегчило задачу – разобранный до винтиков пистолет был частями разложен внутри различных камер и микрофонов. К сожалению, патронов удалось взять лишь на одну обойму, но вступать в длительные боестолкновения Буньип и не собирался.
Шаг третий – послание для заказчика. Его австралиец надиктовал в камеру, сохранив на карте памяти внутри примитивного, но оригинального гаджета. Девять дней назад, только начав сбор информации о китайском Чуде Света, Буньип пришел к выводу, что хозяева «Императора» ограничат контакты посетителей с внешним миром. А потому оказался готов…
Спрятав надиктованное послание рядом с пистолетом, исполнитель деликатных поручений вновь растворился без следа, уступив свое тело неунывающему сеньору Бадосе.
Первый день пришлось работать.
Много, изнуряюще много, почти без перерывов на кофе и сигареты. Потому что, во-первых, каждая инфостудия норовила обскакать конкурентов, снимая самое яркое, эксклюзивное и способное потрясти планету. Во-вторых, потому что комбайн оказался натуральным лабиринтом, потеряться в котором не составляло труда даже с последней моделью навигатора.
Интернациональные группы носились по «Императору Шихуанди» сломя голову, не жалея ног и офицеров, приставленных в охранение. Забыли даже про обед, забивая память видеокамер гигабайтами крупных и дальних планов, эмоциональными синхронами Ахмеда ан-Тейшейры и скупыми интервью допущенных цензурой рабочих. В общем, в первый день Бадоса работал так, будто на всю съемку им выделили не десять дней, а жалкие 24 часа…
Однако именно эта гонка, многих оставившая без сил, и позволила Рамону пораньше отправиться в свою комнатенку, даже не дожидаясь ужина. Без задних ног валились все, и ибн Бармак милосердно распустил группу, вечернюю планерку перенеся на следующее утро.
Едва закрыв за собой дверь номера, Бадоса рухнул на койку, проваливаясь в глубокий сон уставшего за день работяги. На его место тут же пришел Буньип, коротким упражнением специальной агрессивной гимнастики вернувший мышцам тонус, а голове – ясность мысли.
Наравне с усталостью, большой проблемой не стало и отсутствие нормального питания. В тайном поясном кармане австралиец носил настоящий коктейль из двадцати таблеток «Фармы», каждая из которых являлась своеобразным крошечным Чудом Света. После завершения операции, конечно, ему предстоит пройти курс реабилитации, но это все потом, а сейчас…
Переобувшись и переодевшись в удобное, он забрал из тайника гаджет и пистолет, открыл крохотное окно, выполз на узкий железный карниз. Еще при первом знакомстве с «Императором» Буньип выяснил, что системы наружного наблюдения комбайна работают лишь по периметру, совершенно лишенные способности следить за корпусом громады.
На смену летней жаре пришла сырая вечерняя прохлада, в которой монотонно шумели макушками ароматные кедры. Впрочем, их шепот был почти неразличим – перед гигантом все еще громыхала стройка. С наступлением скорых горных сумерек основная часть объектов была остановлена, но ослепительная курсовая иллюминация позволяла трудиться в несколько смен, вывозя отработанную породу и готовя площадку к новому дню.
Бросив последний взгляд на браслет-маяк, поблескивающий из-под подушки, Брейгель прикрыл оконную створку, принявшись спускаться. В свое время у него был коллега, страдающий боязнью высоты, и Буньип не раз сочувствовал тому, ограниченному в выборе тактики…
Гостиничные номера журналистов находились почти на корме по правому борту комплекса, окнами выходя на северо-восток. Высота до земли, как еще вчера подсчитала «балалайка», составляла чуть больше пятидесяти футов. Для сильного и выносливого мужчины, к каковым относил себя австралиец, сущий пустяк…
Выступы, детали вентиляции, внешние строительные лифты и просто края обшивки сделали спуск относительно легким и недолгим. Определенную сложность доставили лишь чужие окна, без какой-либо системы рассыпанные по высоченному борту махины.
Там, где они выходили на поверхность из цехов или кабинетов, оконца были закрыты, а свет почти везде погашен. Там же, где иметь свои иллюминаторы повезло обитателям казарм или рабочих бараков, вечерней прохладе были рады, распахивая створки или даже снимая их с петель. Словно на огромном многоквартирном доме, какими пестрят нищие районы Анклавов или мегаполисов, окна обрастали сушилками для белья и даже гамаками, в которых решались ночевать самые отчаянные или лишенные законной койки.
Еще австралийца нервировали трубы – гибкие шланги из жаропрочного полиэтилена, они тянулись из коридоров-улиц и комнат, где китайцы готовили себе еду на обычных дровяных печурках. Такие места тоже приходилось миновать наиболее осторожно и старательно.
Достигнув нижнего края, Буньип превратился в тень, пропуская патруль из троих вооруженных поднебесников, праздно гуляющих вокруг комплекса.
Китайцы негромко переговаривались между собой, задрав приборы ночного зрения на лбы, и почти не вертели головами, вызвав у Брейгеля косую усмешку. В царстве запахов мазута и машинного масла собаки были бесполезны, а это означало, что людям стоило проявлять повышенную бдительность. А эти… обычные солдафоны, одним словом.
Здесь, ближе к земле, движение «Императора Шихуанди» становилось более ощутимым. Леон даже явственно представил, как плавно прокручиваются где-то внизу, под тушей комбайна, исполинские гусеничные наборы высотой в несколько ярдов.
Пробраться обратно будет сложнее, но к этому он также подготовился.
