Только сейчас Настя поняла, что думает о том, как победить висящую в воздухе голову, но ни разу не пыталась отключиться от виртуальности. Разум жаждал борьбы, все ее существо хотело победы над виртуальным существом, нещадно бьющим ее своим неведомым виртуальным оружием, но тело больше не могло терпеть эту страшную боль. Девушка шепнула кодовую фразу выхода и…
И ничего не произошло. Только еще один шар ударил ей в голову, снова на несколько секунд лишив ее способности думать. Это была ловушка. Место, откуда невозможно выбраться самому. Здесь специальные программы блокируют нейроконтакт, не давая мозгу человека отключиться от виртуальности. Только сломав эту программу извне, можно вытащить попавшего в ловушку. Нет, этот мерзейший жирный старик Лоуб точно решил ее прикончить. Видно, бандиты добрались до него раньше нее с Мухомором. И Мухомор — он же остался с ними, там, в реале. Жив ли он еще? Холодок страха за жизнь товарища начал зарождаться внутри, но тут же был вышиблен очередным ударом красного шара.
Нет, жирный ублюдок не собирается ее убивать. Зачем? Он просто заблокирует ее в своей виртуальности, а потом те мерзавцы, что преследуют ее еще с Питера, постепенно, нейрон за нейроном, разберут ее мозги на запчасти в надежде найти интересующую их информацию. Только вот ничего они не найдут. Нет никакой информации. Или все же есть? Настя не знала и, похоже, никогда уже не узнает… Снова весь мир сделался красным.
Когда из облака пыли, взметнувшегося от неимоверно быстрого движения проворного тела, появился огромный черный спрут, плавающий в воздухе, как в воде, Настя уже ничего не соображала от боли. Она запомнила только, как одно из щупалец морского чудовища, неведомо как оказавшегося здесь, в степи, схватило ее и дернуло вслед за собой. Потом яркий свет люминесцентных ламп ударил в глаза. Белый свет ламп, ничего красного, только белое. Она снова была в тренировочном зале Лоуба. Спрута Лоуба. Рядом выл Мухомор. Он неистово тряс ее за плечо. Здесь, в реале, боли не было. Совсем не было, и Мухомор тряс ее тело совсем не больно. Оставалась лишь память о боли. Только мозг запомнил эту красную боль, ведь на самом деле только он и воспринимал ее.
— Ты что? Прекрати, — одернула Настя Мухомора.
— Я думал, он тебя хочет прикончить, — сказал он. Его лицо стало бледным как мел, в глазах читался неподдельный страх. Настя посмотрела на Лоуба. Тот все так же возлежал на своем королевском ложе, а его лицо выражало полное недоумение. И в руке висел черный проводок вирт-коннектора.
— Так, — медленно произнес Лоуб, — тебя Чип что — совсем ничему не учил?
— А чему он мог меня научить за пару часов?
— Но х100 он тебе поставить успел за это время.
— Что такое х100?
— Та-а-ак. То есть ты вообще ничего не знаешь. Даже не подозреваешь, как себя надо вести в Сети. Ну, дела.
— Вы о чем? — не поняла его лепет Настя.
— х100 — это процессор, который тебе вживил в голову Чип. Очень мощный процессор, таких в мире не больше тысячи штук. Ресурсы мозга он жрет — будь здоров. Но и разгон дает просто невообразимый. Но не в разгоне дело. Ты хоть понимаешь, девочка, что сейчас вот снесла начисто все мои блоки из изолированной виртуальности в общую Сеть, даже не выходя с первого уровня?
— То есть как снесла?
— То есть так! Начисто. Вообще пустое место на винте, как будто и не было их. Только не понимаешь, что делать дальше. Ты же могла уйти от хранительницы первого уровня куда угодно. На любой сервер Сети. Прямо, не заходя на другие уровни.
— Но как я могла их снести? — изумилась Настя. Она вспомнила, как тщетно пыталась вынуть из виртуальных карманов линки к ее программам-взломщикам. — Чем я могла их снести? Я же была без ничего, только я — и все.
— Вот именно — ты, и все. А что тебе еще нужно? Ты что, думаешь, что хакеры, настоящие хакеры, а не та шваль, с которой ты привыкла общаться в своей подворотне, ломают исключительно вирусами и червями? Ты глубоко заблуждаешься. И более того, только что сама продемонстрировала, что это не так.
— Но чем тогда?
— На самом деле никто этого не знает. Можно назвать это усилием воли, если тебе так нравится. Только надо еще вдобавок уметь воспользоваться своим даром! — рявкнул он спустя пять секунд тишины. — И теперь ты будешь этому учиться!
Мухомор сидел ни жив ни мертв. Он, похоже, был в еще большем обалдении от всего происходящего, чем Настя.
— А теперь — живо спать, — дал указание Лоуб, — мозги, даже такие исключительные, как у тебя, должны отдыхать после напряженной работы. А то расплавятся.
21. 25 марта. Сеть, закрытый информационный канал
Шикарное убранство виртуального зала для переговоров оставалось неизменным в своем великолепии. Менялись только разговоры, что велись здесь. Сегодня разговор шел на повышенных тонах.
— И как вы это объясните? — кричал собеседник, всегда казавшийся недовольным. — Кто, скажите на милость, это был? Кто выдернул их из-под самого носа моих ребят? Да не просто выдернул, а еще мастерски ушел от слежки. Кто это мог быть, я вас спрашиваю?
— А почему это вы предъявляете мне претензии? — спросил другой, тот, что обычно начинал разговор первым. — По-моему, это ваши парни не смогли взять двух бестолковых и безоружных людей в совершенно открытом месте. Как это вообще можно назвать?
— Но не вы ли требовали, чтобы их не брали до выхода из самолета? Кто еще мог знать…
— А кто остановил самолет? Или эти ваши перегретые на южном солнце олухи собирались пялиться на него до второго пришествия? Кто создал суету на летном поле и вызвал панику у подопечных? Не соизволите ли рассказать?
— Можно подумать, — попытался возмутиться недовольный. Третий собеседник наблюдал за происходящим, пока не проронив ни слова, блаженно улыбаясь из своего большого кожаного кресла.
— И вообще, у вас современная, отлично оснащенная организация или провинциальный салон? — продолжил нападки первый. — Неужели невозможно найти двух людей, довольно заметной внешности для тех широт, в городе? Или мне надо вас учить, как работать с агентурой?
— Бросьте. Вы же знаете, что Калькутта — улей, а не город. Здесь можно искать годами, — вяло возразил недовольный.
— И что? Мы будем ждать годы?
— Вряд ли, — наконец недовольный улыбнулся, — мои ребята, хоть и провалили операцию, работать умеют. Дайте мне пять, максимум — десять дней. Им не скрыться здесь. Калькутта улей, но это наш улей.
— Хотелось бы в это верить. Какие у вас данные по тем пластырям с неизвестным наркотиком? — сменил тему первый, обратившись к третьему собеседнику, не прекращающему ухмыляться, наблюдая за товарищами.
— А не кажется ли вам, дорогой друг, что за пять, а тем более за десять дней интересующую нас информацию успеют слить куда угодно? — вернулся к теме третий собеседник. Недовольный бросил на него мрачный взгляд.
