— Вышла замуж, говорите? Она вам сама об этом сказала?
— Конечно. Они обручились еще до окончания выставки. А через несколько месяцев Аннеке уехала вместе с Федерико в Болонью.
— Надо же, я и не знал, что она говорила по-итальянски.
— Нет, она не говорила по-итальянски, но очень быстро его выучила.
— И как они жили?
— У них родилось двое детей. Сначала девочка, Дельфина, а потом мальчик, но его имя я не помню. Кажется, долгое время Аннеке работала продавщицей в магазине. Очень уставала. Федерико был неплохим человеком, но больно уж ленивым. Все время ныл, отпрашивался с работы. А потом и вовсе уволился, причем в молодом возрасте. И увлекся этой итальянской игрой… забыла, как называется… Ну да — бочче. Он стал настоящим фанатом бочче и очень хорошо играл, бросал эти свои шары. У него сложился свой круг друзей, он много ездил на соревнования по всей стране. Аннеке же оставалась одна с детьми, да плюс еще работа в магазине. Но мы давно потеряли связь друг с другом — где-то в шестидесятых… Кстати, у меня есть фото тех времен, Аннеке мне прислала. Вот оно.
Клара протянула Томасу уже поблекшую от времени небольшую фотокарточку размером четыре на четыре дюйма. На фото была изображена Аннеке — она сидела возле стола, посадив на колени ребенка — очаровательную темноволосую девочку лет семи-восьми. Аккуратно держа фото за краешек, Томас вгляделся. Ведь у него дома тоже осталась карточка — только совсем другая, и Аннеке там тоже была другая. Ту, заветную карточку, Томас всегда хранил в запертом ящике стола и очень редко извлекал ее оттуда. Иногда проходили многие годы — и он снова доставал ее из ящика и смотрел на Аннеке. Но теперь он видел перед собой как будто другую женщину — счастливую мать и жену, и это было так странно.
— Если хотите, я могу сделать вам копию, — предложила Клара.
Томас кивнул и скрепя сердце вернул фотографию. Какое-то время он просто молчал, потому что говорить не хотелось. Наверное, Клара почувствовала его эмоции и тоже молчала. Наконец, с наигранной веселостью, она сказала:
— Да, а ведь там, на пикнике, была еще одна девушка. Эмили, американка, помните?
— Да, конечно.
— Ну, да что я спрашиваю — конечно, помните. И я помню, каково мне было находиться среди вас. Эмили с Аннеке — такие красавицы, и вас трое мужчин, все такие интересные. А на меня никто не обращал никакого внимания, — Клара говорила об этом легко и даже непринужденно. — Да я давно к этому привыкла. Ой, нет, вру, наверное! Конечно же, мне было обидно иметь такую внешность, ведь все мужчины помешаны на красотках…. — Клара замолчала и сделала глоток вина. — Да, так вы поддерживали какую-то связь с Эмили? Не знаете, как сложилась жизнь у нее?
— Нет, не знаю, — с неохотой ответил Томас. — Она просто исчезла, испарилась.
— Ну, оно и понятно. Столкнула людей судьба на полгода, а потом все разъехались, и точка.
После этого разговор стал затухать. Ушла радость от встречи. Было только начало восьмого, когда Клара взглянула на свои часы и сказала, что ей пора:
— Мне нужно вернуться до девяти. У нас что-то вроде клуба по интересам — собираемся, играем в бридж. Не бог весть что, но я стараюсь не пропускать. У нас там есть несколько мужчин… Со всеми просто дружеские отношения, но все же… А вдруг? Вдруг наступит завтра, и все поменяется.
Томас настоял на том, чтобы самому оплатить ужин. Потом они надели пальто и вышли во дворик, подсвеченный янтарным светом, сочащимся из окон. Томас поблагодарил Клару, что она вытащила его и заставила встряхнуться. Он был рад побывать в «Обербайерне», в этом призрачном доме. Тот счастливый, незабываемый день, когда они были молоды и устремлены в будущее, когда любое чудо казалось возможным, остался запечатлен здесь, словно бабочка в янтаре.
— Да, — вздохнула Клара. — Разве можно забыть ЭКСПО-58? Особенно тут, в Бельгии.
На прощание они снова обменялись троекратным поцелуем и снова обнялись, и Клара уже пошла в своей машине, как вдруг обернулась и сказала:
— Я и вправду давно потеряла связь с Аннеке. Но не так давно мне случилось свидеться с Федерико.
— Правда? И когда это было?
— Он приезжал в Брюссель в прошлом году — на пятидесятилетие выставки. Они собрали всех, кто там работал, со всех стран. Разве вам не присылали приглашение?
Томас покачал головой:
— Мое имя уже давно вычеркнуто из рассылки Центрального управлении информации.
— Понятно. Так вот — Федерико был там, и мы долго проговорили. И он сказал мне одну любопытную вещь… — Клара замолчала, хотя глаза ее смеялись и на губах играла такая хитрая интригующая улыбка, словно она заготовила для Томаса еще один сюрприз. — Дело в том, что их дочь Дельфина появилась на свет в мае, то есть — через год с момента открытия выставки. Федерико был несколько обескуражен этим. Больно как-то уж рано по срокам. Поэтому он всю жизнь так и считал, что отцом ребенка был кто-то другой…
Клара отвела взгляд и стала перестегивать пуговицы на пальто.
— Но Федерико — хороший, добрый человек, — продолжила Клара. — Он любил Дельфину, как родную дочь. Ей, кстати, сейчас где-то около пятидесяти. Ровесница вашему Дейвиду.
Клара вскинула глаза на Томаса, надеясь, что он скажет хоть что-то. Но Томас молчал. Клара ждала, а Томас молчал. Наконец, она просто сказала:
— Ну, тогда я пришлю вам копию фотокарточки.
— Спасибо, — сказал, наконец, Томас, чувствуя, как у него пересохло в горле. — Для меня это важно.
— Если еще раз соберетесь в Бельгию, — бодро проговорила Клара, — приезжайте летом. Отправимся в Вийгмаал, устроим пикник.
— Да, было бы здорово, — согласился Томас.
— Вас подвезти?
— Нет, благодарю. Я хочу немного прогуляться.
Клара понимающе кивнула и пошла к своей машине, тихо напевая под нос незамысловатую песенку, которую в последний раз Томас слышал пятьдесят лет тому назад:
Событья я не тороплю
— Холлахи-холлахо
— Кого хочу, того люблю
— Холлахи ахо!
Клара села в машину, завела мотор и включила фары. Это был гибридный автомобиль, поэтому двигатель работал почти беззвучно. Клара опустила окно, улыбнулась и помахала ему на прощанье. Когда она выруливала на дорогу, до Томаса снова донеслись слова той ритмичной песенки:
Событья я не тороплю
— Холлахи-холлахо
— Кого хочу, того люблю
— Холлахи ахо!
Правда, на этот раз Томас не был уверен, что пела именно Клара. То ли эта мелодия висела в морозном звенящем воздухе, то ли то был голос далекой памяти, певший в его голове. То ли реальность, то ли почудилось, а может, просто — припомнилось. Порою, когда доживешь до таких лет, уже трудно отличить одно от другого.
