Томас посмотрел на Шерли — она стояла за барной стойкой и болтала с Эдом Лонгманом. Эти двое стали просто неразлейвода. Радует, что хоть они не заморачиваются. Интересно, сколько романов, зародившихся тут, выдержат испытание временем? Сколько любовей, вспыхнувших в этой пьянящей, но совершенно искусственной атмосфере, доберется до свадьбы? Чтоб были семья и дети? Нет, вот Шерли с Лонгманом — молодцы. Нашептывая ей что-то на ушко, Эд вложил в ладонь девушки какой-то маленький предмет. Поймав на себе взгляд Томаса, Эд весело подмигнул ему.
Вздохнув, Томас сделал еще один глоток пива и посмотрел на часы. Черский опаздывал. Собственно, Томасу все равно, где сидеть и тосковать. Он все думал про измену жены, и не знал, как поступить дальше. Тогда, дома в воскресенье, он пообещал Сильвии, что разбудит ее утром, когда поедет в аэропорт. Но, учитывая обстоятельства, Томас не стал этого делать. О чем он мог говорить с ней? Как он мог смотреть ей в глаза после этого? Тогда, ночью, он даже не нашел в себе сил вернуться обратно в постель и лег в гостевой комнате. А в шесть утра, поцеловав на прощание спящую Джил, крадучись, покинул свой дом. Сегодня уже вторник, но Томас так и не позвонил Сильвии и даже не начал писать ей письмо, в котором, как он понимал, нужно будет объясниться. Единственное, что он сделал по прилете в Брюссель, так это позвонил Эмили, а потом долго и тупо сидел в мотеле, после чего поехал на выставку гулять по барам и кафешкам, где, опять же, просто тупо сидел и тосковал.
— Дорогой мистер Фолей, — раздался, наконец, знакомый голос. — Простите, ради бога, за опоздание.
Это был Черский — он запыхался и, кажется, был чем-то взволнован. При нем была папка с экземплярами «Спутника». Томас уже раздобыл последний номер — он лежал как раз сейчас перед ним на столе. Томас встал, чтобы поприветствовать журналиста, надеясь, что тот не заметит его дурного расположения духа.
— Прошу вас, садитесь, — сказал Томас. — Угостить вас кружечкой пива?
— О, мисс Нотт меня уже увидела и принесет все, что надо, без лишних напоминаний. Вот в чем прелесть настоящего английского паба, особенно когда становишься постоянным клиентом!
— Ну, вы вернетесь в Москву уже настоящим знатоком английского образа жизни, — сказал Томас, вяло пытаясь поддержать разговор.
— Уж надеюсь, надеюсь. Во всяком случае, стремлюсь к этому. Так вы прочитали наш последний номер? Хотелось бы услышать ваше мнение.
— Да, прочитал, — Томас скользнул взглядом по сложенному вдвое бюллетеню, напечатанному на самой дешевой бумаге, — и все это Черский почему-то называл журналом. — Должен заметить, что особых успехов вы не делаете. Все те же недочеты.
— Например?
— Ведь я вам уже говорил. Ну, например, статистика. Тут слишком много статистики.
Томас решил зачитать вслух выборку, прославляющую заботу о детях:
— Вот, посудите сами: «В Советском Союзе одновременно могут получить санаторный отдых 106 тысяч детей; работают на постоянной основе ясли на 965 тысяч мест, летние выездные ясли — на 2 миллиона мест, а также детские сады на 2,5 миллиона мест, как постоянные, так и летние выездные».
— Ну, разве не впечатляет? — поинтересовался Андрей.
— В каком-то смысле — да, но разве так привлекают читателя?
— Прошу прощения, господа… — возле столика появилась Шерли с пинтой горького пива и пакетиком чипсов. — Мистер Черский, это вам. Я ведь все правильно принесла?
— Все правильно, мисс Нотт, спасибо.
— Вернусь домой — обязательно накуплю акций смитсовских чипсов, — сказала Шерли, аккуратно поставив заказ на стол. — Я так думаю, благодаря вам через год вся Россия на них подсядет, и я разбогатею.
— Это точно!
Шерли направилась обратно к стойке, и тут Черский весело окликнул ее:
— Но только ешьте их без соли, мисс Нотт. Вы и так женщина — прямо соль с перцем!
Шерли рассмеялась:
— Ох вы и штучка, мистер Черский…
Весело хохотнув, Андрей сделал глоток пива:
— Вот, осваиваю юмор на английском языке. Кстати, вы заметили, мистер Фолей, что мы приправили наш материал изрядной долей юмора? Ваше благотворное влияние.
— Да, кстати, о вашем так называемом юморе. Устами русских детей.
— По-моему, они просто прелесть.
— А на мой взгляд, звучит очень странно. Например, что это такое: «Мама, а нож — это вилкин муж?»
Запрокинув голову, Черский громко расхохотался.
— Но я не понимаю, что тут смешного, — сказал Томас, и Черский тотчас умолк.
— Я тоже, — сказал он. — Я думал, может, вы мне объясните. А что скажете про это: «Мама, а что если петух забудет, что он не курица, и снесет яйцо?» По-моему, смешно.
— А по-моему, не очень.
— Гм… — разочарованно хмыкнул Черский. — Человек, принесший мне этот материал, сказал, что это шутки — обхохочешься. А я подумал: может, я дурак? Потому что до меня не доходит.
— Я бы на вашем месте пока отказался от подобного юмора.
— Ну, хорошо, возможно, вы правы. Тем более, что наш следующий номер будет полностью посвящен науке. Центральная статья — просто потрясающая. Вот вас трудно удивить, Фолей, но даже вы оцените.
— И о чем же эта статья?
Черский говорил, неотрывно хрустя чипсами с таким выражением лица, будто вкушал высочайший образец haute cuisine.
[51]
— Статья — о человеке будущего, — пояснил он. — Написал один известный советский ученый. Он излагает свою версию развития человечества на ближайшие сто лет.
— Ну, и?
— Прочитаете — сами увидите. Очень интересно. Плюс у нас будет материал о ядерном синтезе. И, разумеется, тут мы постарались быть объективными и не могли не сообщить с глубоким прискорбием, что британские ученые поспешили с выводами насчет собственных разработок. Да, кстати, хотел уточнить. Я слышал, что аппарат ZETA убрали с выставки, дабы избежать конфуза. Это так?
И Черский улыбнулся — нагло, с вызовом.
Томас недовольно скривился, но вынужден был признать, что это правда.
— Отлично, — сказал Черский. — Мы так и напишем в своей статье. Просто, согласитесь, подобные факты нужно проверять.
Наконец, все чипсы были съедены, русский аккуратно сложил пакет и засунул его в карман своего пиджака.
— А в следующем номере — думаю, вы порадуетесь — мы поговорим о дамской моде. Сравним, как одеваются наши женщины и американки. Тут мне очень помогла мисс Паркер — предоставила некоторые эскизы. И, уж коль мы заговорили про Эмили (тут Черский изобразил на лице милую улыбку, хотя искренности в ней было ни на грош), — я так понимаю, что предстоит небольшая вылазка на природу?
