– Вам доставят посылку, в которой будет несколько образцов. Необходимые инструкции вы получите позже.
– Почему именно я?
Лохлану действительно было интересно. У него нет опыта «полевой» работы, а специалистов, способных провернуть дело и большей сложности, наверняка достаточно и без профессора социопсихологии.
Губы в коммуникаторе позволили себе улыбнуться.
– Мы выбирали исполнителя более чем из десятка кандидатов. Вы подошли лучше других. Важную роль играет не только умение, но и вера. Ваша вера сильна, вы справитесь… с этой напастью.
Изображение губ исчезло с экрана коммуникатора, сеанс связи окончен. Лохлан посмотрел на мелкие пиктограммы, расположенные на периферии изображения, – сигнал спутника отсутствовал.
Лохлан задумался о предстоящей операции. Странно думать о том, о чем ничего не знаешь. Он знал лишь то, что сам рассказал тем людям, которые отвечали на его звонки с этого коммуникатора.
Чуть больше месяца назад он отправил данные с выкладками, которые получил от молодого дарования по имени Майкл Перов. Дарование Перова оказалось настоящим, его оценили быстро – ответ пришел почти незамедлительно. За предложение ухватились столь рьяно, что для подтверждения использовали резервный спутник, который пришлось перенастроить – штатный аппарат к тому времени уже вышел из зоны устойчивого сигнала, Лохлан знал это точно.
Ученого долго уговаривать не пришлось – он согласился сразу, узнав, что его работами заинтересовались и у него появится возможность продолжать свои исследования. Такие люди, как Перов, редкость, он даже не спросил, сколько ему будут платить. Он вообще не заикался о деньгах. Его интересовал только масштаб лаборатории, в которой он сможет работать.
Лохлан сам плохо разбирался в размерах и ценности нейробиологических лабораторий, но был уверен, что лучшего места для экспериментов Майклу не найти нигде на планете. Именно так он и сказал Перову.
Те, кто звонил на спутниковый коммуникатор Лохлана, изъявили желание поговорить с Майклом. Как обычно – бледные узкие полоски губ на экране.
Разговор был коротким – никто из собеседников не возражал против присутствия Лохлана – и малопонятным для социопсихолога. Перов задал несколько вопросов, заставив Флетта задуматься, на каком он говорит языке, потом получил ответы на таком же странном наречии. Судя по всему, говорили о каких-то приборах или реактивах. Если принять во внимание выражение, которое появилось на лице молодого ученого после полученных ответов, оборудование было высшего класса. Скорее даже – лучше того, что Перов вообще мог себе представить. Лохлан это знал заранее, поэтому его не сильно удивила реакция Майкла.
Он улетел на самолете, прибывшем из Эль-Парижа. Для чего был организован этот полет, обошедшийся европейцам в целое состояние, Лохлан не знал, но визит этот в Эдинбурге был воспринят без излишней подозрительности.
Флетт был уверен, что в Эль-Париж джет не возвращался.
А теперь они сообщали, что все получилось. Что есть результаты, которые обнадеживают. Они собирались использовать то, что изобрел Майкл Перов, и Лохлан станет главным экспериментатором. Жаль, что он даже примерно не представляет, в чем будут заключаться эти «полевые» испытания. Но ничего, у него еще появится время все узнать и обдумать.
Так он думал в тот день. Лохлан не знал, как глубоко ошибался в последнем выводе.
* * *
Транспортный узел имени Роберта Стейна казался нескончаемым. Лохлан бывал в этом месте раньше, до Катастрофы, когда здесь было столько людей, что их хватило бы, чтобы основать небольшой городок где-нибудь в гористой части эмирата Шотландия. Тогда ориентироваться в лабиринтах огромного транспортного узла было легко – сотни указателей, подсказки «балалайки», в которую автоматически загружались метки соответственно данным в билете. Заблудиться в месте, где есть сеть, было невозможно.
В пределах транспортного узла сеть работала и сейчас. Только билета у Лохлана не было. Кроме того, у него не было прав доступа в местную сеть – перед глазами моргала пиктограмма пойманного «балалайкой» сигнала, предупреждающая о невозможности подключения. Может, оно и к лучшему – подключенную в сеть «балалайку» легко найти.
А неподключенную? Лохлан стремительным движением, как будто от скорости теперь что-то зависело, вытащил свой чип из гнезда. Если уже засекли, то без чипа его хотя бы будет труднее найти в лабиринте огромного вокзала.
Сквозь стеклянную стену Лохлан отчетливо различал огромные ажурные конструкции, устремленные в черное ночное небо. Мачты – пристани дирижаблей. Сейчас все они одиноко торчали посреди посадочной зоны, похожие на скелеты деревьев, оставшиеся после лесного пожара. Он шел в правильном направлении – дальше по курсу должна располагаться зона выгрузки пассажирских самолетов и «стратов».
Голоса Лохлан услышал, когда торчащие в небо мачты остались позади. Он шел по глухому, без окон, перегону между секциями огромного здания транспортного узла. Широкий, квадратный в сечении коридор постоянно поворачивал, поднимался или спускался, давая возможность перейти на различные уровни отсеков зон погрузки и выгрузки, в пассажирские и грузовые секции. Именно эта ветвистость и помогла скрыться.
Они разговаривали слишком громко, видимо, не предполагая встретить Флетта в этом месте.
– Нет, мы уже половину узла прочесали, – произнес низкий ворчливый голос. – Нет, я сказал! У нас есть данные. Да, местные машинисты вполне нормальные ребята. Да, они не ждали никого в гости. Но, ты же сам понимаешь, что с сетью сейчас творится. Нет, посмотреть они не могли, только сигнал поймали. На несколько секунд, потом он снова исчез. Идем мы туда, идем!
Человек, который говорил в огромном и совершенно пустом зале транспортного узла, разговаривал с кем-то, находящимся не рядом с ним. Скорее всего по «балалайке» или с помощью коммуникатора. Они были еще далеко – просто в гулкой тишине звуки распространялись, почти не искажаясь. Даже странно – наличие подобной слышимости трудно было предположить пару лет назад, когда, чтобы тебя услышали в здешней толпе, приходилось кричать, если человек находился всего в каких-то пяти-семи метрах от тебя.
То, что говоривший шел не один, Лохлан понял без особых усилий – шорох от ботинок, ступающих по каменному полу зала, отлично выдавал присутствие рядом еще по меньшей мере трех человек.
Лохлан спрятался за кучей тележек для багажа, хаотично разбросанных там, где раньше была парковка для них. В памяти возникла картина – стройные ряды тележек, зацепленных одна за другую. Чтобы их взять, нужно было заплатить один евродин. Все это значилось в памяти ярко и отчетливо, словно происходило несколько минут назад. Хотя нет – то, что было минуту назад, Лохлан вспоминал с трудом, а случившиеся часом ранее не помнил почти совершенно. Но мир, каким он был до Катастрофы, закрепился в памяти прочно. Или так лишь кажется, и на самом деле мир был совсем не таким, каким его помнит Флетт? Мир, каким его знают люди, лишь память о событиях, хранящаяся в голове каждого. Когда память теряется, мир исчезает. Вселенная с ее атомами и кварками остается на месте, но мир, наполненный смыслом, умирает с каждым человеком, чтобы родиться вновь с новой, присланной из верхнего мира душой.
