– Вот видите, Пер-Андерс, у СБА в этом вопросе разногласий нет, – хищно улыбнувшись, констатировал Моратти. Он наконец отстал от верхолаза и повернулся к Мортенсу: – Рад, Мортимер, что ты поддерживаешь мое мнение.
– За одним исключением, – эдинбуржец поднял вверх указательный палец, привлекая внимание Моратти. – За одним небольшим исключением.
Как же они все ему надоели – и Моратти, и Койман, и Бойд, и этот долбаный «Науком», чтоб ему провалиться! Можно подумать, что камнем преткновения во всем мире вдруг стал Анклав Эдинбург – всем от него что-нибудь нужно. И сам Мортенс стоит костью в горле у всех желающих получить свой кусок Анклава. Прямо очередь выстроилась, чтоб урвать шмат пожирней.
Они все спят и видят, когда он, Мортенс, поднимет вверх лапки и на блюдечке принесет им Анклав. Дудки! Если уж суждено было оказаться той костью в горле, то он будет торчать там до конца, пока подавившийся титан не издохнет, задохнувшись или проткнув острым мослом близлежащее сердце.
Моратти изо всех сил старался показать, что не заметил сарказма в словах Мортенса, но, похоже, прекрасно понимал, о чем тот говорит. Однако эдинбуржец все же не удержался от объяснений:
– Вы помните, Ник, тот совет Анклавов? Два года назад. Вы, как обычно, там председательствовали.
– К чему ты клонишь, Мортимер? – Тон Моратти не сулил собеседнику ничего хорошего.
Да и черт с ним. В конце концов, Мортенс здесь на своей территории. И пока играет главную партию, несмотря на потрясание кулаками этого безумного шотландца, который пытается в чем-то убедить верхолазов. Он, бедняга, еще не знает, что кроме Коймана, да еще пары вменяемых богачей, водящих с последним тесную дружбу, здесь никому ничего не надо. Им наплевать на Анклав, на людей. Их беспокоит только, смогут ли они сегодня принять ванну и завтра посетить своего семейного пластика. Но это – во всяком случае, пока Мортенс не даст команду разобраться с наглецом – проблемы Шотландца, пускай поразвлекается.
– Вы помните то голосование? Помните, каким цветом на карте окрасился Эдинбург? А каким – Цюрих? Вы, Ник, и ваши верхолазы проголосовали за поддержку решения, предложенного государствами. Вы дали им повод считать, что отныне государства вправе навязывать Анклавам свое мнение, ставить перед нами условия.
Койман уже улыбался. Странно, что он забыл этот факт – в тот день старик, помнится, бесновался, поливая Моратти всеми известными ему эпитетами максимально нелестного содержания. Хотя Ник профессионал, он умеет и мозги запудрить, и надавить, когда нужно. Только в тот день он не запудрил и не надавил. Не смог или не захотел?
– Теперь то решение не имеет значения.
– А что имеет? Что?! – Мортенс почти кричал.
Какого черта Моратти вообще принесло в Эдинбург? Привез свои планы по управлению войском тритонов? Да он, похоже, головой повернулся на почве необходимости отомстить Мертвому. Он хочет взломать «Науком» – так шел бы и ломал. Вот он, этот «Науком», в соседнем небоскребе сидит, ждет, когда Мортенс скиснет и даст им добро. И ведь дождется – нет у Мортенса иного выхода. Или есть? Сначала, в любом случае, нужно дослушать, что расскажет всем Бойд – сеть сетью, а на улицах порядок тоже необходимо навести.
– Ваш мифический «синдиновый» капкан для тритонов? Вы их вообще видели – сборище тупоголовых ублюдков, опустившихся и отупевших донельзя. Этих идиотов вы собираетесь противопоставить вышколенному машинному отделу Пирамидома? Вы знаете, как их прозвали в народе? «Минусы». Очень точное определение – сеть у них отобрали, а взамен в реальном мире ничего не нашлось. Они словно инвалиды – теперь их стало достаточно, не редкость, как раньше, – кто без руки, кто без ноги. А эти – без мозгов. «Минусы»!
– Мортимер, тебе не кажется, что ты немного забываешься? – Глаза Ника округлились, лицо приняло решительное и вместе с тем какое-то окаменевшее выражение. Он сейчас напоминал быка, готового броситься на красную тряпку, заодно поддев на рога и тореро.
– Совершенно не кажется!
– А ты забыл, каким вообще образом оказался на этом посту? Как стал директором местного филиала СБА? Помнишь, тут был такой Макферсон? Или уже забыл, что его хватил сердечный приступ после того, как он решил подудеть в дудку Мертвого на выборах президента?
Это Мортенс помнил. Хорошо помнил. И даже знал, что Макферсон преставился не просто так – в подробности его не посвящали, однако с результатами медицинского обследования своего предшественника Мортенс ознакомился. Макферсон был признан медиками совершенно здоровым по части сердечно-сосудистой системы утром того дня, вечером которого скончался во сне в своей постели.
И на посту директора Мортенс оказался тоже не случайно – выборы были, но на самом деле, и это все прекрасно понимали, голосование было фикцией. Решение принимал Моратти единолично, поставив на высокий пост своего человека, много лет проработавшего в верхушке СБА Эдинбурга и вынесшего из «Солнечной иглы» немало информации, которая, как считал Макферсон, не дойдет до ушей президента СБА. Ему оказали доверие. Но какое это теперь имеет значение, как сказал сам Моратти?
– Кто старое помянет, как говорят русские, тому – глаз вон, – с угрюмым видом ответил Мортенс.
Боялся ли он Ника? Раньше – да. Еще вчера Мортенс опасался, что может разделить судьбу Макферсона, если пошлет Моратти куда подальше с его бредовыми предложениями. Но сегодня ему стало все равно. Страх исчез.
Возможно, всему виной стресс – не тот, хронический, из которого Мортенс не вылезал вот уже пару лет, а острый, перевернувший мировоззрение и вообще – взорвавший мозг в последнюю пару дней. Моратти пришлет убийц? Или кого он там присылал к Макферсону – отравителей, колдунов или путешественников во времени? Как может напугать этот факт, если и так очень хочется умереть?
Слабаком себя Мортенс никогда не считал, поэтому сломать каждому по челюсти и выйти победителем хотелось сильнее, чем умереть. Одна беда – Мортимер понимал, что победителем выйти не удастся. Хотя, это как посмотреть – когда в битве участвуют больше двух противников, стопроцентных победителей может и не оказаться. «Царем горы» не стать – не тот вариант, – но вот очутиться не на самом последнем месте вполне по силам. И вполне возможно, что он окажется всего лишь на втором. А там – утро вечера мудренее, окончательный расклад определять будем после.
Так что Моратти перестал быть страшен. Он сделался назойлив и вызывал раздражение. И даже робость, которую Мортенс всегда испытывал, разговаривая с президентом СБА, поставившим его на столь высокий пост, испарилась как будто бы сама собой. Ник превратился из полубога, потрясающего зажатым в могучем кулаке снопом молний, в неудобного и ничего не значащего зарвавшегося начальника, давно утратившего свою власть. Да и предприятие, над которым он пытался начальствовать, норовило почить в бозе, сохраняя между тем свое прежнее название – СБА. Новая суть в старой обертке, не более того.
– Ты можешь мне отказать сейчас, – глухим и полным ненависти голосом произнес Моратти. – Но позже ты сильно пожалеешь, что отказался от сотрудничества.
