— Ну что тебе надо? — прохрипел Шооран. — Тебе меня не взять а сам я не сдамся! Что ты бегаешь за мной словно баргэд за должником? Ты ничего не получишь, я ничего тебе не должен… Хотя, погоди, — должен! Сушильщик Койцог велел передать, что он твой покорный раб. Он видел далайн лишь в дни мягмара, но молится тебе день и ночь. Его голова в проплешинах от срезанных волос… А я не такой… Мне плевать на тебя!
Ёроол-Гуй нырнул и в бессчетный раз взгромоздился на огненную дорогу. Шооран упал. Ни идти, ни бежать он уже не мог, но руками, пока еще послушными, перевалил себя через поребрик в густой, многократно перемешанный нойт. Хотелось закрыть глаза и умереть, но этого было нельзя. Надо смотреть и ждать, когда Ёроол-Гуй повернется, и тогда еще и еще раз ползти через поребрик…
Выйдя утром к аварам сушильщик Койцог увидел лежащего человека. Это был уже второй такой случай за последнюю неделю, что не могло понравиться Койцогу. Возле авара сушильщика спать не следует.
Койцог подошел поближе, чтобы ткнуть лежащего носком сапога и разбудить. Сначала Койцог думал, что это вернулся тот, прежний но, подойдя, понял, что ошибся. Тот был молод и щеголевато одет. Неясно, что могло занести его сюда и заставить спать на земле. Этот же… более страшного человека Койцогу видеть не приходилось. Черная личина из запекшейся крови и грязи с багровыми пятнами, где сошедшая лохмотьями кожа обнажила вздувшееся мясо. Вместо одежды — рвань, расползающаяся от единого прикосновения. Тело, проглядывающее сквозь прорехи, тоже кажется сплошной раной. Было непонятно как еще дышит этот будущий труп. И все же, это был прежний, тот, человек. Когда Койцог приблизился, он разлепил щелки глаз и сипло произнес:
— Я выполнил твою просьбу. И принес тебе подарок.
Он достал старый, видавший виды нож, культяпками пальцев отковырнул затычку и вывалил на камень что-то длинное, шевелящееся, похожее на червя. На конце отростка красовался изогнутый коготь, а по сторонам он был усыпан крошечными, едва заметными присосками.
Не стоило быть ни мудрецом, ни старейшиной, чтобы понять, кому принадлежит эта конечность. Довольно часто случалось, что, выходя на сушу, Ёроол-Гуй терял одну или несколько своих рук, но он всегда тут же пожирал их, не оставляя своего тела людям. Лишь редким и несказанно отважным счастливчикам удавалось, стоя на соседнем оройхоне, отсечь кончик щупальца и перетащить его к себе. Куда чаще резкий рывок лишал смельчака оружия, а то и жизни. Во всяком случае, прежде Койцог лишь слышал о редкостном живом талисмане. Говорили, что пока отрубленная конечность Ёроол-Гуя шевелится, с ее владельцем не может произойти ничего плохого. А случалось, что рука продолжала жить больше года.
Койцог осторожно, палочкой запихал опасный подарок обратно в нож, а когда поднял голову, то увидел, что гость лежит без памяти, хрипит и, судя по всему, умирает. Сушильщик расстелил жанч, перекатил на него безвольное тело, оттащил под прикрытие единственного на пятачке холодного тэсэга и побежал за водой.
Ёроол-Гуй приближался, разбрасывая в стороны руки, крутящиеся словно ручьи. Они окружили его со всех сторон: щупальца с присосками, с когтями, с бахромой рвущих пальцев. Сочно чмокая, распахивались рты, маленькие глазки в узлах рук и огромные главные глаза смотрели на него, лишь один, подбитый глаз косил в сторону. Шооран понимал, что на этот раз он не успел уйти и сейчас будет съеден, как и тьмы безымянных, забытых людей до него, но он не мог сдаться так просто, а дернулся, пытаясь подняться, вскрикнул от боли в руках и очнулся.
Над головой плавно прогибался навес, земля, греющая даже сквозь подстилку, подсказывала, что он находится на огненной, но сухой земле. Казалось, он вернулся домой, сейчас полог откинется, и войдет мама. Вот только дома на сухой полосе никогда не бывало так тихо. И еще, откуда взялась эта боль?
Шооран поднял руки к лицу и увидел, что они замотаны повязками. Может быть — старик? Тогда, почему он не в алдан-шаваре? Вообще, что произошло? Шооран напрягся, пытаясь встать, но со стоном откинулся на постели. Неожиданно, разом он вспомнил и свою неудачную карьеру, и неудачную женитьбу, и неудачную попытку прорваться в страну добрых братьев. Лишь вместо последних часов в памяти оставался провал: Шооран не понимал, как ему удалось спастись, и где он находится.
Полог сдвинулся, под навес, пригнувшись, вошел худой человек со следами старых ожогов на лбу и щеках.
«Сушильщик Койцог», — сразу, словно кто-то подсказал, вспомнил Шооран.
Койцог подошел, начал перебинтовывать Шоорану руки. Руки до самого локтя были покрыты язвами. Койцог, невесомо касаясь пораженных мест, смазал их чем-то прозрачным. Было совсем не больно.
— Спасибо, — прошептал Шооран.
— Тебе спасибо, — отозвался Койцог.
Он поднял стоящую на столике флягу из прозрачного рыбьего пузыря. Внутри, царапая ядовитым когтем, копошился палец Ёроол-Гуя. Почему-то Шооран сразу узнал его, хотя и не мог вспомнить, как тот достался ему.
— Третью флягу прогрызает, — сообщил Койцог.
— Живучая тварь, — согласился Шооран.
Койцог вышел и через несколько минут вернулся, неся блюдо с тонко нарезанными полосками белого мяса.
— Ешь, — сказал Койцог. — Это целебное, тебе надо.
Мясо слегка приванивало нойтом, но острый пряный вкус заглушал запах. Кушанье показалось необычайно вкусным. Хотя, возможно, это оживший организм понимал, что ему нужно.
— Что это? — спросил Шооран, проглотив последний ломтик.
— Хвост парха.
— Где только достал… — уважительно произнес Шооран.
— Сейчас это несложно. Мягмар.
— Не может быть! — Шооран встрепенулся. — До мягмара еще три недели!
— Было… когда ты вернулся, — Койцог присел на корточки возле постели. — Ты три недели в бреду провалялся. Все с Многоруким беседовал, и со стариком Тэнгэром. Ругал их нещадно, меня аж жуть брала.
— Мне их любить не за что, — сказал Шооран.
Узнав, что даже в бреду он не выдал своей тайны, Шооран успокоился. Жаль потерянных трех недель, но он наверстает их и все равно прорвется к Яавдай.
— Мягмар… — повторил Шооран. — Почему ты тогда не на берегу?
— Мне теперь необязательно, — Койцог поднял пузырь с обрезком щупальца, любуясь им. — В этом году вообще странный праздник. На оройхонах суматоха, цэрэги рыщут, хватают всех подряд. А ван в покоях заперся и народу не показывается. Вместо него выходил одонт Тройгал.
— Ван и не выйдет, — сказал Шооран, догадавшись, о ком идет речь. — Я его убил.
— Потому и скрываешься? — спросил сушильщик.
— Да, — солгал Шооран.
— Здесь тебя никто не найдет. Сюда запрещено ходить, да люди и сами боятся.
— А второй сушильщик?
Койцог отмахнулся в сторону далайна.
— Его нет, — сказал он. — Не повезло.
