Они часто проносились на велосипедах мимо дома, в котором жил отец, но тот казался необитаемым. Когда же девочки звонили ему по телефону, трубку снимала какая-то женщина. Элли говорила, что это, наверное, знакомая отца или его экономка. Как раз тогда Мадлен начала наносить себе порезы под коленками и на руках. Не знала, чего она хочет больше — причинить боль себе или кому-нибудь другому. И каждый вечер звонила той женщине, с которой жил отец. Месть постепенно приобрела привычный вкус, и чтобы с ней не сродниться, следовало быть осторожной. И девочка стала очень осторожна. Она ничего не рассказала об этом даже сестре. Уже одиннадцатилетним ребенком она поняла, что месть — это исключительно частное дело.
Однажды отец снова появился в их доме. Припарковал машину прямо на дороге и вызвал дочерей. Казался таким злющим, будто это они перед ним провинились.
— Почему вы терроризируете невинного человека? Не звоните нам больше. Если еще хоть раз позвоните, я поменяю номер телефона. И вообще, она просто владелица дома, в котором я снимаю жилье. Мы практически незнакомы.
Элли понятия не имела о телефонных звонках, но не стала ни в чем винить сестру. Вместо этого сразу приступила с обвинениями к отцу.
— Чем менять номер, тебе лучше вернуться к нам. Ты нам нужен.
— Это ваша мать подучила вас?
— Она даже понятия не имеет об этом, — ответила Элли.
Мэдди молчала, опустив голову.
Отец вернулся к машине, за ним, не отставая, спешила Элли. Когда он сел за руль, девочка увидела, что он плачет. Не обернувшись к дочерям, не опустив стекло, чтобы попрощаться, он сразу уехал.
Позже, когда они остались вдвоем в своей комнате — сидели на одной кровати, взявшись за руки, за спинами одна подушка на двоих, — сестры продолжали разговор об отце.
— Вообще-то мне его жалко, — сказала старшая.
— А мне — нет, — сердито отозвалась младшая — Он не заслуживает нашей жалости. Оставил нас с больной женщиной.
— Он заплакал, когда уезжал.
— Крокодиловы слезы. Папка-крокодил.
— А ты действительно звонила ей каждый день? — поинтересовалась Элли.
— И даже по два раза.
— Ты думаешь, она и вправду просто домовладелица?
— А ты думаешь, он и вправду крокодил?
Обе рассмеялись. Элли даже удивилась, оттого что Мэдди так хорошо умеет хранить секреты.
— Ты вообще многого обо мне не знаешь. Слышала бы, что я ей говорила…
Именно Элли взяла на себя наблюдение за тем, чтобы все докторские предписания выполнялись. Она часами ждала мать подле кабинета химиотерапии, следила за процедурами, читала матери вслух, подливала ей в стакан имбирного эля. Все решили, что девочка хочет стать доктором. Мадлен тоже давно решила вопрос о своем будущем — и не только о своем.
— Я ей сказала, что убью ее, а кости повешу сушиться в нашем дворе, — сообщила она сестре. — Потом сварю из них суп.
Элли передернуло:
— Мэдди, как ты можешь!
— И выпью ее кровь. И воткну в глаза сотни иголок, — продолжала девочка. — И если она в самом деле всего лишь домовладелица, то она в одну минуту вышвырнет его вон.
Но женщина, подходившая к телефону, не была похожа на домовладелицу. Скорей она казалась чьей-то испуганной подружкой.
— Слушай, не делай этого, — попросила сестру Элли — У нас будут неприятности, и мама с отцом с ума сойдут от страха.
— Мне-то что? Я их обоих ненавижу.
Мать словно ничего не замечала — ни порезов на руках и ногах Мэдди, ни телефонных разговоров по ночам.
— Пусть убираются отсюда и оставят нас вдвоем, — продолжала девочка. — Может, к нам придет голубая цапля и мы будем жить вместе с ней.
— И не мечтай об этом. Скорей уж за нами явится полиция, и нас увезут в детский дом. И потом, кто тогда будет заботиться о маме?
— Кто угодно, — упрямо стояла на своем Мэдди. — Только не я.
Обед, который давали новобрачные, собрал довольно много народу; всех гостей рассадили за таким длинным столом, что общий разговор оказался практически невозможным. Что было, вероятно, к лучшему. Когда в зал вошли жених и невеста — как ни странно сильно опоздавшие, хоть это было отнюдь не в правилах Элли, — все встали и зааплодировали. Первое блюдо — холодный паштет с чесночными тостами — уже было давно подано. Родители Пола — Фрида и Билл — оказались довольно приятной парой, также Мадлен узнала среди собравшихся миссис Ридж, ту самую женщину, которая жила в Кенсингтоне. На ней был черный костюм от Шанель и шляпка, определить возраст этой женщины казалось невозможным. К счастью, она не узнала Мадлен, наверное, даже не разглядела ее во время того апрельского происшествия.
— Привет. — Элли отыскала в толпе сестру.
— Привет.
— Ты остановилась не в том отеле, где родители?
— Поблизости. В том самом, о котором мама так часто рассказывала.
— Понятно. Я рада, что ты здесь.
Элли казалась до крайности изможденной и тоже сильно похудевшей. У Мадлен мелькнула мысль о том, что свадебный костюм будет просто болтаться на сестре.
— Пол ненавидит такие мероприятия, — продолжала та. — Наверное, нашел спасение. — Она кивком указала на бар. — Господи, хотела б я тоже так сбежать. Навсегда.
— О чем ты? — переспросила Мадлен, но Элли ничего не ответила, и она продолжила: — Ты не счастлива?
На лице сестры не было ни малейшего следа макияжа и выглядела Элли ужасно: бледная, измученная.
— А что, произвожу впечатление очень счастливой?
Но тут к ней слетелись подружки, которым не терпелось узнать о предстоящей церемонии, она махнула рукой и ушла с ними. Для Мадлен оставался только один способ пройти через испытание — как следует напиться. Что она и сделала. С таким успехом, что даже ее отец это заметил и спросил:
— Что с тобой случилось?
— Почему вы вечно думаете, что со мной что-то случилось? Все в порядке.
И тут же улизнула в бар. Пол сидел у стойки с бокалом шотландского виски. От светильников ложились на пол маленькие серповидные островки желтоватого света. Глаза Пола казались неестественно большими.
— Она знает про нас, — заявила Мэдди, усевшись рядом. — Только что сказала мне, что очень несчастна.
Пол обратил к ней отсутствующий взгляд, словно не узнал, кто это.
— Я серьезно… — Мэдди только сейчас почувствовала, до чего она пьяна. — Ей все известно. Ты доволен тем, что сделал?
— Я сделал все, что мог, чтобы она оставила меня. Но этого не произошло. Она понятия не имеет о том, что такое измена. Даже не знает, как это делается. — Пол выглядел опустошенным. — Поэтому мы и намерены пожениться. Можешь меня поздравить.
