— Не укладывается в голове.
Профессор посмотрел на Марусю, как на идиотку, потом сделал глубокий вдох и продолжил:
— В общем, это плохие… плохая организация. Я много лет посвятил изучению этой расы, если ее так можно назвать. Они жестоки и ненавидят людей. В чем я их, в общем-то, поддерживаю, но! Ева убеждена, что они спасают мир. А это не так. Их цель — уничтожить нас, потому что когда-то мы отняли у них Землю.
— Про это она тоже говорила.
— Отлично.
— Но не про то, чтобы нас уничтожить.
— Потому что она думает не так. Потому что она десять лет засоряла свою голову не тем и слушала не тех. Твоя мама феноменально умный человек с живым воображением, с тонкой настройкой — она умудрялась вникать в такие дебри науки, в которые даже мне вход закрыт, она находила общий язык и понимание с существами, непригодными для понимания, и несомненно обладала качествами, невероятными для обычного человека…
— Так, может, тогда она лучше вас знает правду?
— К сожалению, нет. Она стала жертвой собственного таланта. В стремлении понять, принять и подружиться с чужой цивилизацией, потеряла контроль над собственным сознанием, над чувством самосохранения, над материнскими инстинктами, в конце концов… Я думаю, с этим ты не будешь спорить?
Маруся покачала головой.
— Она бросила семью, ребенка, друзей, коллег, работу, бросила всю эту земную жизнь, желая разобраться в другой, чужой жизни, и настолько погрязла в этом, что сама уже стала не совсем человеком. То есть, физически, физиологически, она все еще человек, но ее сознание безвозвратно изменилось.
Маруся отчетливо ощутила пределы участка мозга, отвечающего за поглощение информации. Как если бы в коробку из-под обуви пытались засунуть слона. Коробку распирало и она явно была не приспособлена к получению и перевариванию такого объема информации. Нет, конечно, если размышлять об этом, как о чем-то отстраненном, то может показаться, что это не такой уж большой объем, но если представить, что все это касается лично вас и ваших ближайших родственников, происходит нечто совсем другое. Даже микроскопический кусочек информации тянет за собой по цепочке все воспоминания, связанные с этими людьми, переживания, чувства, то, что Маруся когда-то слышала или думала про них. Все это умножается, перемножается и с неимоверной скоростью увеличивается в объеме и массе. Голова становится тяжелой и поток сознания будто бы блокируется, оставляя вместо широкого канала узенькую щель, сквозь которую, по одному, просачиваются факты, перерабатываются, классифицируются и складываются в папки, папки в коробки, коробки в ящики, а ящики в гигантский многоэтажный шкаф. Потом, когда все будет разложено и отсортировано, понадобится еще время для того, чтобы перечитать эти файлы, обдумать и привести их к общему знаменателю. То есть выработать какое-то свое мнение. Например, что все это полный бред. Или что все это правда. Или понять, кто именно тебе врет. Или не врет. Понять и принять решение. Спасать? Бежать? Забыть? Что делать?
— Заметь, что я не прошу тебя влезать во все это, предпринимать какие-то действия или спасать мир, — улыбнулся Бунин. — Я всего лишь хочу предостеречь тебя…
— От чего?
— Именно от каких-либо действий.
— Она просила меня помочь. Сказала, что я им нужна.
— Несомненно нужна. Тебя хотят использовать как деталь в бомбе, которая все уничтожит.
— Мне очень не нравится все, что вы мне сейчас рассказали, но, к сожалению, это похоже на правду. То есть… это как-то перекликается с тем ощущением, которое было у меня после разговора с мамой.
— Какого ощущения?
— Что я всего лишь деталь.
Бунин ловко спрыгнул со стола и одернул халат.
— Ты мутант, своего рода посредник между ними и нами. Тебя можно использовать самыми разными способами и поэтому ты представляешь большую опасность.
— Насколько большую?
— Настолько, что гораздо правильнее было бы тебя убить.
«Ну что, ты этого хотела?» — услышала Маруся свой собственный голос, обращенный к самой себе. «Гулять и путешествовать, значит, было скучно… ну на вот, повеселись…». «С другой стороны, — рассуждал уже какой-то другой внутренний голос, — предупрежден, значит, вооружен».
— Во мне редко что вызывает какие-либо…. — неожиданно тихо начал говорить Бунин и запнулся на полуслове.
Маруся посмотрела ему в глаза.
— Мне жалко тебя. Ты не самая умная, но хорошая… И хорошенькая девочка ни в чем, в общем-то, не виновата. Но так получилось, что пока на Земле идет эта война, а идет она уже не одно тысячелетие, ты всегда будешь мишенью. Кто-то захочет тебя использовать, кто-то захочет убить и это никак не зависит от твоих действий. Я тоже могу использовать тебя и мне, наверное, была бы полезна твоя помощь. А иногда мне хочется разрезать тебя на мелкие кусочки и посмотреть, как ты там устроена, — Бунин неприятно захихикал, как сумасшедший. — Ладно, ладно, шучу. Прости! Но, как ученому, интересно. Окей… Что-то я не то говорю.
— Что мне делать?
— Отдай мне предмет. Не потому даже, что он мне нужен, а потому что он не нужен тебе. Отправляйся домой, я даже могу дать тебе машину. Живи, получай удовольствие…
— И жди, когда тебя убьют? — продолжила мысль Маруся.
— Все рано или поздно умирают, — спокойно отреагировал Бунин. — Этим ты не отличаешься от обычного человека.
На душе было паршиво. И если бы Бунин не пошутил про «разрезать на мелкие кусочки», Маруся, наверное, обняла бы его и расплакалась, но после неожиданного откровения от этого человека хотелось держаться на расстоянии. Зато внезапно очень захотелось увидеть ребят. В какой-то прошлой жизни, о которой Маруся так мало помнила, они были теми, на кого можно было положиться в тяжелую минуту.
— А где Илья и Нос? — неожиданно спросила Маруся.
Бунин пожал плечами, снял махровый халат, взял со спинки стула более праздничный, но не менее грязный халат из китайского шелка и направился к выходу.
— Они ведь здесь?
— Ты, кажется, не поняла ничего из того, что я тебе сказал…
— Я все поняла, — Маруся бежала по коридору вслед за Буниным и отчего-то оправдывалась, как ребенок, — я не буду втягиваться. Я просто хочу…
Бунин резко остановился, пытаясь поймать рукой убегающий рукав.
— О чем ты хочешь с ними поговорить?
— Ни о чем!
— Да что б тебя! Помоги!
Маруся придержала рукав, пока Бунин не продел в него руку, и даже поправила завернувшийся внутрь воротник.
Они вышли на улицу и Маруся прикрыла лицо от яркого солнечного света, который больно резанул уставшие от недосыпа глаза.
