— Не рановато ли об этом думать? — перебил Алан. — Это наша первая встреча.
Эльв кусала ногти. Она старалась думать о лесе, пруде, руках Лорри, продолжении его истории. Он нашел собаку живой или мертвой? Покарал обидчиков или пустился в бега?
— Полагаю, нам следует принять во внимание успехи Эльв. Она стала одной из лучших учениц, — с гордостью сообщила Джули Хаген. — На уроках литературы она вне конкуренции.
Дурацкий предмет, но Эльв невольно просияла. Кроме нее, никто ничего не читал, хотя можно было выбрать что угодно, даже сборник комиксов. Все сидели и молчали. Ученики изумленно уставились на Эльв, когда она встала и сообщила, что Димсдейл — олицетворение давления общества, тех людей, которые судят любовь, трагедию и веру, исходя из прошлого, которого все равно нельзя изменить. Ее голос звенел, словно она была готова расплакаться.
— Прекрасно. Может, ей тут самое место? — предположил Алан. — Ваша школа открывает перед учениками множество возможностей.
— Зря ты приехал, — заявила Эльв отцу. — Тебе плевать, что со мной творится. И всегда было плевать. Почему ты вообще приехал?
— Потому что ты моя дочь, — ответил Алан.
— Да неужели? А где я была все лето, пока вы занимались своим дурацким разводом?
— Не понимаю, зачем она ворошит прошлое, — обратился к методисту Алан. — Это было пять лет назад.
Мисс Хаген заметила, что, по-видимому, им еще долго придется учиться общению. Несмотря на самые благие намерения, первую встречу пора заканчивать. Они могут вернуться через месяц.
— Я не могу ждать целый месяц!
Эльв пришла в ужас. Мисс Хаген пыталась выпроводить Алана и Анни, но Эльв уговорила ее повременить.
— Я хочу уехать сейчас, — взмолилась она.
Мисс Хаген, открыв дверь, обнаружила, что ссора в коридоре переросла в настоящую драку. Два методиста-тяжеловеса держали высокого тощего парня. Они обмотали его одеялом, чтобы подавить сопротивление. Парень приглушенно вопил. Один из амбалов уселся на спину мальчика и чуть не раздавил его.
Мисс Хаген поспешно завела гостей обратно. У Анни кружилась голова, она была поражена увиденным. Так вот как в Уэстфилде наводят порядок? Алан захотел посмотреть оценки дочери. После возвращения в комнату Эльв стояла рядом с матерью, так близко, что Анни слышала запах хозяйственного мыла, которым мылись ученики.
— Пожалуйста, — прошептала Эльв.
Анни чувствовала жар ее тела. Голос дочери был тихим и слабым. Даже он стал чужим.
— Вытащи меня отсюда. Умоляю.
На парковке Алан настаивал, что надо придерживаться плана; они приняли философию Уэстфилда, чтобы получить результат. Анни проследила, как бывший муж уезжает с Шерил, и села в машину. Она доехала туда, где полицейский разрешил ей развернуться, и вспомнила, как стояла у обочины, когда вокруг громоздились сугробы, а леса были укрыты белым одеялом. Теперь в воздухе кружилась мошкара. Листья были светло-зелеными. На дороге лежали лужицы тени. Анни подумала о парне в коридоре и о дочери, которая говорила не своим голосом. Она вспомнила, как стояла во дворе с Эльв, показывала Орион и рассказывала сказку, в которой девушка проснулась после векового сна.
Анни развернулась и поехала обратно. Она направилась прямиком в кабинет администратора и подписала нужные бумаги. Ей не хотелось говорить ни с воспитателями, ни с директором. Она уже все решила. Ей хватило парня в коридоре и отчаянной мольбы дочери. Хватило того, что время спиралью завивалось вперед, зима сменялась весной в один миг. Эльв вышла в вестибюль через десять минут после того, как Джули сообщила, что она свободна. Девушка не скрывала своей радости. К удивлению Анни, Эльв внезапно обняла ее и так же быстро попятилась. Дочь захватила только маленький рюкзак. Все остальное она бросила. Эльв поправила рюкзак на плече. С остриженными волосами она выглядела младше своих лет. Она обвела взглядом вестибюль.
— Папы нет?
— Нет, — ответила Анни. — Только ты и я.
Эльв это вполне устроило. Подробности ее не интересовали. Главное — выбраться из Уэстфилда. Она ни с кем не попрощалась, хотя оставила мисс Хаген свой экземпляр «Алой буквы». Эльв не собиралась вспоминать о лошадях — это было бы слишком грустно. Настороженно, но радостно она шагала по парковке. Ей хотелось запомнить миг освобождения. Она надеялась, что лошади не будут ждать ее поутру, колотиться о стойла, глядеть сквозь грубый дверной проем на поле.
В машине Эльв вела себя на редкость вежливо. Уэстфилд научил ее, что лучше помалкивать, если тебя не спрашивают. По правде говоря, он многому ее научил. Она не будет скучать по школе, но с ней связаны события, которые изменили все, включая ее саму.
— Все будет хорошо, — пообещала мать.
Эльв тоже так считала. Она смотрела в окно и не могла поверить, что уже почти лето. Девушка старалась скрыть возбуждение. Ей уже семнадцать, она готова встретиться с миром, и неважно, готов ли мир к встрече с ней. В конце концов выяснилось, что она способна чувствовать. Этому ее научил Лорри.
Они завернули в придорожную зону отдыха, чтобы выпить кофе и съесть пончиков. Эльв извинилась и вышла в туалет. Она сказала матери, что скоро вернется, и попросила денег на тампоны. Разве та могла отказать? Эльв позвонила Лорри по телефону-автомату. Она чуть не упала в обморок от звука его голоса. Ее жизнь сразу наполнилась смыслом.
— Детка? Где ты?
Всего несколько слов, и она готова. Некогда она презирала все человеческое, а теперь сама была захвачена чувствами. Эльв боялась, что Лорри не захочет ее в реальном мире, где так много соблазнов и других девушек.
Она сообщила ему, что наконец-то свободна.
— Я умру, если не увижу тебя, — прошептала она.
Лорри засмеялся:
— Я тебе не позволю.
Он был так уверен в себе, так уверен в них! Эльв повесила трубку и закружилась, хотя на нее смотрели.
— Бу! — сказала она маленькому мальчику, который, нахмурившись, наблюдал за ней.
Мальчик засмеялся и ответил: «Бу!» Они улыбались друг другу, пока мать не схватила малыша за ладошку и не утащила. Эльв не о чем было тревожиться. Майкл говорил, что среди его друзей Лорри славится непостоянством. Подружки быстро ему надоедали. Но сейчас все по-другому. Он по-прежнему ее хочет.
Эльв вернулась в кафе и увидела, что мать нервничает. Анни поступила необдуманно, поддавшись порыву, и теперь пила чуть теплый кофе без кофеина и с тревогой ждала дочь. Издалека Эльв казалась совершенной незнакомкой со своими остриженными волосами, мешковатым свитером и черной татуированной розой, похожей на свежую рану. Ее походка изменилась, стала легкой и крадущейся. На ногах у нее были обязательные в Уэстфилде кеды без шнурков. Она собиралась сжечь их в первую очередь.
До Нью-Йорка оставалось три часа езды. Они целый год почти не разговаривали. Внезапно Анни испугалась, что жестоко ошиблась. Она понятия не имела, как Уэстфилд изменил Эльв, к лучшему или к худшему. Ей ужасно захотелось оставить дочери машину и пуститься в бега. Она жила бы среди оленей в самой темной лесной глуши. Пила бы из ручья холодную, чистую нью-гэмпширскую воду. По ночам над ее головой расстилалось бы бескрайнее звездное небо.
