Жуга замешкался, затворяя скрипучую дверь, а когда повернулся обратно, молот в руках кузнеца уже плющил горячее железо, наполняя маленькое помещение звоном и грохотом.
— Будь здоров, коваль! — крикнул Жуга, силясь перекрыть весь этот шум.
— Здорово, коль не шутишь! — кивнул тот и ловко перевернул клещами красную болванку.
— Я…
— Ну-ка, подсоби! Удержишь?
— Попробую…
Жуга даже опомниться не успел, а через миг уже сжимал в руках еще теплые рукоятки клещей. Мастер поплевал на ладони и ухватил молот обеими руками.
— Эх, вашу мать!
Молот взметнулся высоким косым замахом, и Жуга вздрогнул, ощутив руками эхо гулкого удара. Молот плясал свой тяжелый танец, давил, плющил и гнул податливый красный металл, а тот постепенно остывал, все больше и больше тускнея.
— Держи! — кузнец остановился и мотнул головой в сторону очага. Приблизился. Грудь его ходила ходуном. — Туда его! понял? — крикнул он чуть ли не в самое ухо.
Жуга кивнул и развернулся, заталкивая болванку в огонь. Кузнец бросил молот и схватился за веревку. Сипло задышали мехи. Угли вспыхнули, дохнули жаром, и вскоре глазам стало больно смотреть на раскаленную заготовку. Кузнец метнулся к молоту и махнул рукой:
— Давай!!!
Брызнули искры, и Жуга понял, что настоящая работа еще только началась. Теперь кузнец бил в полную силу, вкладывая душу в каждый свой удар. Жуга силился уловить этот краткий миг удара, посмотреть, что там у них получается, и всякий раз невольно смаргивал, когда от звона закладывало уши, но шло время, и вскоре на черном поле наковальни замаячил знакомый силуэт — лемех.
— В воду! — крикнул кузнец. Жуга огляделся и, завидев поблизости бочку, полную воды, шагнул к ней.
Забулькало. Взметнулся пар, а когда облака его рассеялись, и Жуга вытащил готовый лемех наружу, кузнец уже снимал свой кожаный фартук. Вытащил откуда-то рубашку, надел. Зачерпнул ковшом воды, жадно, большими глотками выпил чуть ли не до дна и зачерпнул еще. Протянул Жуге — пей, мол. Тот с благодарностью кивнул, принимая ковшик: горло пересохло, вдобавок, он совсем сопрел в своем полушубке.
Кузнец поднял лемех и повернулся к очагу. Сощурился, рассматривая.
— Хорош, а? — обернулся он, осклабился, и Жуга вдруг с удивлением увидел, что перед ним, вместо кряжистого широкоплечего мужика, каким он всегда представлял себе всех кузнецов, стоит невысокий жилистый парнишка чуть постарше его самого, весь в саже и в копоти, с веселой улыбкой на чумазом открытом лице. Длинные черные волосы перехватывал кожаный ремешок. Жуга невольно глянул на молот, который теперь показался ему совершенно неподъемным.
— Тебя как звать? — спросил кузнец, набрасывая поверх рубашки старый нагольный тулуп. Снял шапку с гвоздя.
— Жуга.
— Ну, спасибо, Жуга, вовремя подоспел… Чего пришел-то?
— Кирку мне надо. Да и лопата не помешала бы. Люди посоветовали у тебя спросить. Дашь?
— Кирка? — паренек потер подбородок. — Если найдется у меня кирка, отчего бы не дать? — Он порылся в груде каких-то железяк, сваленных в углу, и вытащил средних размеров кирку без ручки. — Вот. А зачем тебе?
— Могилу копать.
— А… — паренек помрачнел. — Так это ты пришел сегодня… с этим, который замерз?
— Я, — кивнул Жуга.
— Ну что ж… хоть и грех так говорить — бог тебе в помощь.
— Спасибо. Ну ладно, пойду я, пожалуй.
— Копать?! Прямo сейчас? — поразился тот. — Ты что, очумел? Вечер ведь. Вот что: я в баню сейчас, а тебе, я вижу, тоже горячая вода не повредит. А после уж посмотрим, чем тебе можно помочь.
— Да я… — начал было Жуга и вдруг ощутил, как ноют руки и ноги, как давит на плечи мягкими рукавицами дневная усталость, как течет ручьями по телу кислый едучий пот, и умолк.
— Правда твоя, — признал он. — Баня — это бы сейчас было самое то.
— А я что говорю! — паренек завернул в мешковину только что откованный лемех и пинком раскрыл дверь кузни. — Пошли.
У порога Жуга задержался, отметив мимоходом, что на улице уже стемнело.
— Тебя-то как звать? — спросил он своего нового знакомого.
Имя, прозвучавшее в ответ, было резким, как удар молота:
— Збых.
* * *
После бани и нескольких кружек душистого липового чая с медом Жуга разомлел. Его грязную рубашку Збых запихал куда-то в сундук и дал взамен другую, из своего запаса — белую и чистую, с затейливой вышивкой.
— Бери. Кажись, эта впору тебе будет.
Рубашка висела на травнике, как на вешалке.
— Жена вышивала? — спросил Жуга, рассматривая узор.
— Сестра.
— Она здесь сейчас?
— К подружке в соседнюю деревню отправилась.
— Что ж так — в соседней-то?
— Да нашенская она. Замуж вышла, ну, к мужу и переселилась. А ты откуда будешь-то?
— Издалека. С гор.
Слово за слово Жуга рассказал новому знакомому обо всем, что случилось в лесу. Збых слушал, рассеянно кивая, изредка спрашивая о чем-нибудь. Хмурился, качал головой. Наконец, поднял взгляд.
— Ты на ночлег где-то остановился, нет?
— Нет… Разве только вот у отца Алексия…
— Ну, это ни к чему. Раз такое дело, оставайся покамест у меня. Денег не надо.
Жуга помолчал, отставил в сторону глиняную кружку с остывшим чаем и некоторое время сидел недвижно, о чем-то размышляя. Пожал плечами.
— Неудобно как-то…
— Да брось ты, все равно ведь бобылем живу.
— А сестра?
— А что — сестра? Она у меня девка с понятием. Считай, что я тебя погостить зазвал. Так что — лезь, вон, на полати.
Жуга, который впервые за весь день поел с охотой, теперь молча сидел за столом, прислонившись спиною к жарко натопленной печке. Глаза смыкались сами собой, говорить не хотелось, и спорить он не стал, лишь кивнул благодарно, лег, укрылся своим полушубком и вскоре уснул.
Збых еще некоторое время сидел один, задумчиво глядя в стол. По-правую руку от него, словно соринка в глазу, маячило что-то черное. Кузнец повернул голову и вздрогнул: показалось на миг, что рядом, на лавке свилась кольцами тонкая черная змейка. Збых похолодел, но тут же вздохнул с облегчением, припомнив, как Жуга за разговором зачем-то кромсал ножом узкий лоскут сыромятной кожи, и потянул «змейку» к себе. То был затейливо плетеный кольцом ремешок с узелками. Узелков было много — десятка полтора на каждой стороне, и почему-то Збых все время сбивался, пытаясь их сосчитать. Махнув рукой, он бросил эту затею, зевнул, перекрестился на образа и, погасив свечу, полез на печь.