– А я видел. Копия нашей богоподобной Агаты, только ровно в два раза моложе.
Хозяин встречал гостей на крыльце. За его спиной, рассеянно теребя тонкими пальчиками бриллиантовое колье, стояла барышня неземной красоты, чем-то и в самом деле отдаленно напоминавшая незабвенную Агату.
– Что я говорил? – Сотник незаметно ткнул Моргана локтем в бок. – Хороша?
– Сойдет. – Он улыбнулся Марьяне, перевел взгляд на стоявшего рука об руку с Яриго Борейшу.
Он единственный из присутствующих гостей был одет не в скучный смокинг, а в расшитый золотом камзол и сорочку с пеной кружев. Костюм, видно, должен был намекать на его принадлежность к богеме, характеризовать как творческую натуру, но на самом деле лишь подчеркивал изъяны грузной фигуры.
– Какая прелесть! – шепотом восхитился Сотник.
– Феерично, – поддержал его Морган.
– Злые вы, – усмехнулась Марьяна и помахала Борейше рукой.
В ответ тот послал ей воздушный поцелуй, и Морган едва справился с желанием дать литератору по морде.
Презентацию проводили в просторном, светлом зале, который при прежнем, да и при нынешнем владельце служил гостиной. Начищенный до блеска паркетный пол украшало изображение рыбы, точной копии той, что красовалась на гербе Лемешевых. В этот вечер блистали двое: виновник торжества Борейша и хлебосольный хозяин поместья Яриго. Оба были на подъеме, поглядывали на гостей с ласковой снисходительностью, раздавали интервью и автографы, перебрасывались многозначительными взглядами. В этом было что-то от назревающего заговора, что-то, что вызывало у Моргана уже знакомый зуд нетерпения.
Гости и представители прессы разошлись ближе к полуночи. Яриго отослал спать копию Агаты, поцеловав на прощание в лоб, как маленькую девочку. Сказал заговорщицким шепотом:
– Господа, прошу в мой кабинет. Пришло наконец время сорвать покровы с этой страшной тайны. – Он многозначительно посмотрел на Борейшу, спросил: – Вениамин Петрович, вы готовы?
– Я в нетерпении, Влас Палыч. Я в страшном нетерпении. Вы идите, я должен взять кое-что.
В кабинете их было пятеро: Яриго на правах хозяина уселся за письменный стол, остальные расселись в удобные кресла, и только Борейша остался стоять, положив на антикварную конторку резную деревянную шкатулку.
– Господа, – сказал он, откашлявшись. – Друзья! – добавил с чувством. – Этой ночью я хотел бы расставить все точки над «i».
– Не томите, Вениамин Петрович! – Яриго разлил по бокалам коньяк. Протянул им с Сотником коробку с сигарами. – Мы все прекрасно знаем, вы мастер рассказывать истории, но на сей раз не томите!
– Не буду. – Батистовым носовым платком Борейша промокнул выступивший на лбу пот. – Просто все это так необычно, так странно. – Он поймал угрюмый взгляд Моргана, примирительно махнул рукой. – Все, я готов.
Прежде чем начать свой рассказ, он осушил бокал коньяка, удовлетворенно крякнул.
– Я знаю, некоторым из вас, – Борейша улыбнулся Моргану, – некоторым из вас не терпится узнать, какое я имею отношение ко всей этой истории с колодцем.
– Да не некоторым, а всем, – хмыкнул Сотник. – Как ни крути, Вениамин Петрович, а история получилась темная, и вы сыграли в ней не последнюю роль.
– Увы, я прочил себе другую роль, – Борейша грустно улыбнулся. – Что-нибудь не столь легкомысленное, более героическое, так сказать. Но что случилось, то случилось. И я безмерно благодарен вам за спасение, ребята. Если бы не ваше участие, нам с Марьяночкой пришлось бы несладко. – Он пробежался пальцами по затылку, поморщился, как от боли.
– Думаю, мы вправе рассчитывать на взаимность, – не удержался Морган. – Пусть даже и столь запоздалую.
– Для того, друзья, мы здесь и собрались, – Борейша совсем не смутился. – Для того, чтобы я мог оправдаться и обелить честное имя одного несправедливо осужденного человека.
Морган с Марьяной молча переглянулись. Несправедливо осужденный – это что-то новое. До сих пор, на их взгляд, осужденных вообще не было. Все, кто должен был понести наказание, так или иначе от него уклонились. Что Полевкин, что Глеб Литте.
– Речь о близком мне человеке, который тоже стал жертвой графа Лемешева. – Борейша загадочно улыбнулся. – Близком по крови. Раньше я не афишировал эту связь, потому как хотел утвердиться в своих догадках, но сейчас я готов. – Он с видом фокусника раскрыл принесенную шкатулку, достал из нее альбом, очень похожий на тот, что когда-то подарила Марьяне Сидоровна, и обтянутый выцветшим и потертым синим бархатом дневник.
– Что это? – Марьяна подалась вперед.
– Это вещи моего предка, Андрея Дмитриевича Кирсанова.
– Кирсанов? – Сотник нахмурился. – Позвольте, уж не тот ли это инженер из Москвы, который помогал графу обустраивать сад?
– Он самый, – Борейша кивнул. – Девичья фамилия моей матушки была Кирсанова, я его прямой потомок. А вот это, – он погладил альбом, – доставшееся мне несколько лет назад наследие. Эти записи не имели материальной ценности, история одного из членов семьи, не более того. Но я всегда был охоч до всяких историй, поэтому взялся читать дневник.
– Но какое отношение Андрей Кирсанов имел к тому, что случилось здесь сто лет назад? – спросил Яриго. – Если, конечно, не принимать во внимание его вклад в строительство колодца.
– Я бы сказал, не колодца, а тайника. Ведь в свете случившегося прошлым летом никто из вас не станет отрицать тот факт, что колодец служил определенным целям.
– В сундуке не нашли никакого клада, – напомнил Сотник.
– Не нашли, и в этом есть особая мрачная ирония. Столько людей погибло напрасно из-за шутки злого гения. Да-да, я считаю, что граф Лемешев был гением. Пусть сумасшедшим, пусть жестоким, но он сумел подняться над серостью жизни, сотворить нечто, позволившее его имени дожить до наших дней.
– Лучше бы оно не дожило, – буркнул Сотник, и Морган с ним согласился.
– Люди устроены так, что злодеев они помнят гораздо дольше, чем праведников. Увы! – Борейша развел руками.
– Вы с самого начала знали, для чего нужен колодец? – перебила его Марьяна. На лице ее полыхал нездоровый румянец, и Моргану это очень не нравилось.
– Скажем так, в какой-то момент я начал догадываться, – Борейша кивнул. – Здесь, – он раскрыл альбом, – есть все про устройство колодца и подземного водопровода. Я сравнивал чертежи с чертежами из альбома графа. С позволения следователя, – добавил он смиренно. – И нашел существенные отличия. – В альбоме графа нет ни слова ни про потайную камеру, ни про скрытый механизм, превращающий ее в смертельную ловушку. Даже на вырванных страницах. Мне показалось это странным, если не сказать настораживающим. Для чего тратить силы и деньги на столь бесполезную конструкцию? Какая польза от того, что кто-то погибнет мучительной смертью, запертый в каменном мешке, не имея возможности выбраться? Я долго думал над этим, и чем больше думал, тем яснее понимал: граф Лемешев не собирался прятать там свой клад, он собирался убить первого, кто приблизится к загаданной им загадке. Несчастный Иван приблизился, за что и поплатился.
