– Имеется, – она кивнула. – Могу показать. Время еще есть. – Сейчас Марьяна выглядела вполне нормально, но на дне зрачков осталось что-то удивленно-встревоженное.
– Я бы взглянул.
– Секунду, – Марьяна обернулась к старушке: – Сидоровна, а кто хотел купить эту книгу?
– Книгу? Так не помню я, старая стала, память совсем плохая. Вот если бы ты мне дала еще десять таблеточек от памяти, я бы тогда точно вспомнила.
Морган с Сотником весело переглянулись. А бабка не промах! Сливает информацию дозированно, только в обмен на аскорбинку.
– Завтра, – сказала Марьяна твердо. – Боюсь, может случиться передозировка.
– Ну, завтра, так завтра, – старушка не стала настаивать. – Ты только Машке сейчас, вот прямо при мне позвони, чтобы таблеточки дала. А то знаю я ее – мегеру! Без твоего разрешения ничего не дает, а мне хоть помирай…
– Пожалела бабульке аскорбинки? – спросил Морган после того, как Марьяна переговорила с медсестрой. – А говорила, доза маленькая.
– Не в том дело, – Марьяна быстро шла по петляющей между яблонями тропинке. – Просто не хочу создавать прецедент. Сейчас она просит пять таблеток, а станет требовать десять.
– Далеко этот ваш фонтан? – Сотник посмотрел на часы.
– Фонтан – это сильно сказано. Но штука занятная, работает безо всяких насосов, по принципу сообщающихся сосудов. Как фонтаны Петергофа.
– А тут у вас все, как я посмотрю, на этом принципе держится, – хмыкнул Сотник.
– Все, пришли!
Тропинка вывела их к небольшой поляне, посреди которой и в самом деле что-то фонтанировало. Морган присмотрелся.
Фонтан действительно был занимательным. Когда Сидоровна говорила, что фонтан похож на рыбу, Морган ожидал увидеть нечто совсем другое. А эта конструкция и на фонтан-то была мало похожа. Из-под земли выступала только каменная спина и хвостовой плавник огромной рыбы. Из спины же торчала штуковина, похожая на обрезок трубы, из которой тонкой струйкой била вода. Больше всего это было похоже на гигантский порванный поливочный шланг. По позеленевшему от постоянной сырости рыбьему боку вода стекала в каменный желоб, который терялся в густой траве.
– Согласно авторской задумке, это выныривающая из-под земли рыба. – По лицу Марьяны было видно, что ей понятно их разочарование. – Как видите, ничего особенного, но между тем система исправно работает уже больше века.
– И куда уходит вода? – поинтересовался Морган.
– Там, чуть дальше, что-то вроде воронки в земле, – Марьяна кивнула на желоб. – Местные называют это понором, а что это такое на самом деле, я не знаю.
– Короче, ни уму ни сердцу! – усмехнулся Сотник. – Я уже было размечтался, что тут и в самом деле Петергоф.
– Когда-то давно, говорят, в саду были очень красивые каскады, – Марьяна огляделась. – Но сейчас от них не осталось и следа. Ну все! – она хлопнула в ладоши. – Экскурсию считаю законченной! Идем собираться!
* * *
От предложения Марьяны зайти в дом Морган с Сотником деликатно отказались. Правда, и в машину они тоже не вернулись, уселись на скамейку под яблоней, тем самым давая отличную почву для сплетен местным кумушкам. Уже сегодня весь Правый берег будет знать, что у докторши появились сразу два ухажера.
Прежде чем переодеться, Марьяна снова открыла альбом графа Лемешева. Вот только интересовали ее не чертежи и расчеты, интересовала ее рыба на экслибрисе.
Медальон лежал в шкатулке, спрятанной в шкафу. Марьяна открыла шкатулку, положила медальон рядом с экслибрисом. Сомнений больше не осталось. Семь лет назад в антикварной лавке она купила вещь, некогда принадлежавшую графу Лемешеву. Не то чтобы происходящее стало яснее и понятнее, вопросов, наоборот, только прибавилось, но в окружающей ее серой действительности что-то неуловимо изменилось. Как будто в руках у нее оказался ключ от двери, которую еще только предстояло найти.
Марьяна еще раз просмотрела альбом в надежде обнаружить еще что-нибудь, кроме чертежей и технических пометок, но так ничего и не нашла. Спрятала альбом и шкатулку в шкаф. С этим обязательно нужно будет разобраться, возможно, она даже покажет чертежи Моргану и Сотнику. Они ведь строители, вдруг найдут что-нибудь интересное.
На сборы и приведение себя в порядок у Марьяны ушло не больше пятнадцати минут. Ровно в половине седьмого она уже стояла перед парнями. Ловить на себе восхищенные взгляды этих двоих было приятно. Что ни говори, а жизнь на Правом берегу не до конца убила в ней женщину. Кое-что еще осталось.
– Мадемуазель, вы прекрасны! – Сотник попытался поцеловать ее руку, но Марьяна с улыбкой отстранилась. В окне второго этажа маячила грузная фигура медсестры Марии Ивановны, а давать ей дополнительную пищу для пересудов не хотелось.
А Морган ничего не сказал, ни одного, пусть самого завалящего комплимента. Но посмотрел как-то по-особенному. Марьяне нравилось, как он на нее смотрит. С этаким доброжелательным интересом, как будто пытается узнать о ней что-то очень важное, то, что она скрывает ото всех.
Не узнает! Все ее тайны, все ее неразгаданные загадки и невыплаканные слезы останутся при ней. После смерти сестры она научилась быть сильной. Ей бы еще понять… Но это не сейчас, возможно, завтра. Он обещал рассказать, требовал денег. Изгалялся, но обещал. Конечно, лучше бы уже сегодня, но сегодня никак. А завтра… завтра она узнает, кто убил ее сестру.
…Ни в несчастный случай, ни в самоубийство Марьяна тогда не поверила. Лена никогда, ни за что на свете не поступила бы с ними так жестоко. И жизнь она любила, несмотря на свалившиеся на нее трудности. Что угодно, любое безумство, но не добровольный уход из жизни!
А отец поверил. Поверил и винил в случившемся себя. Он оказался слабым, их несгибаемый, все знающий наперед папа. Он поверил, сломался и не захотел искать правду. Его правда была страшной и не нуждалась в коррективах. Его старшей дочери больше нет. Больше не будет жарких споров, оказавшегося никому не нужным противостояния. Лене никогда не стать торакальным хирургом, нет нужды интриговать, расчищая теплое местечко в пульмонологии. А самое главное так и осталось несказанным, потому что старшая дочь все решила по-своему, обошла отца на финишной прямой.
Папа поверил в самоубийство Лены и заставил поверить маму. И только Марьяна пыталась докопаться до правды.
Патанатом был добр к ней, называл то деточкой, то коллегой. Коллегой… ее, еще только поступившую в мединститут.
– Не мучайте себя, деточка, не ищите преступление там, где его нет и не может быть. Это роковое стечение обстоятельств, страшная трагедия, но никак не убийство. Слишком много алкоголя, следы наркотика в крови…
– А это? – перед глазами Ленина рука. Сломанные ногти, изодранная кожа, кровоподтеки на запястье.
– Следы падения с высоты. Такие же, как и на теле. Я бы мог перечислить переломы, но не стану. Из гуманных соображений. И из тех же соображений не стану вам ничего показывать. Не нужно помнить ее такой, деточка. Найдите в памяти самое красивое, самое радостное воспоминание и оставьте его себе, как фотографию, а остальное забудьте.
