Тот разговор крепко-накрепко засел в Марьяниной голове, заставил анализировать вещи, которые раньше не нуждались ни в каком анализе. Лена оказалась права: мама не была абсолютно счастлива в роли домохозяйки. Возможно, несчастной она тоже себя не чувствовала, но крыльев, о которых говорила сестра, у нее в самом деле больше не было. Это заставляло задуматься…
Спустя шесть лет Лена окончила с красным дипломом медицинский и твердо решила стать хирургом. Нет, не кардиохирургом, как отец, а торакальным, как мама. Когда-то… Ее решение, ее почти маниакальная настойчивость произвели в семье эффект разорвавшейся бомбы.
– Нет, – сказал отец, глядя на Лену поверх очков. – Я долго мирился с этой твоей блажью и вижу, что зря. Дело далеко зашло. Выбери себе что-нибудь более подходящее, что-нибудь такое, где ты сможешь проявить себя и не опозорить нашу фамилию.
– Что, например? – Лена уперлась локтями в стол, положила подбородок на сцепленные в замок пальцы. – Что, папа?
– Например, пульмонологию. Почти то же самое, но нет нужды кромсать грудные клетки.
– Кромсать?.. Папа, я ассистирую на операциях с четвертого курса! Не думаю, что «кромсать» – это подходящее определение тому, чему я собираюсь посвятить жизнь.
– Завтра я встречаюсь с Ильей Зосимовичем, главным врачом областной больницы. – Отец заслонился от Лены газетой. – Думаю, он найдет тебе подходящее место в пульмонологии. Аннушка, – он посмотрел на сидящую за столом маму, – Аннушка, свари мне, пожалуйста, кофе. Через пятнадцать минут за мной заедет водитель.
– Папа, я не хочу в пульмонологию, я хочу в торакальное отделение. И Игорь готов меня взять!
– Игорь? – Отец отложил газету, сдернул с носа очки.
– Игорь Сергеевич, заведующий торакальным. – Впервые в жизни Марьяна увидела, как краснеет ее сестра.
– И с каких пор заведующий торакальным отделением стал для тебя просто Игорем? – отец недобро сощурился и тут же добавил: – Анна, ну что ты сидишь? Свари наконец мне кофе!
– С тех пор как я решила, что хочу стать торакальным хирургом, – Лена упрямо вздернула подбородок.
– Ты не будешь торакальным хирургом, – отец ласково улыбнулся. – Очень скоро ты сама поймешь, что все это лишь глупая блажь. Я прав, Аннушка? – с нежностью, так диссонирующей с недавней вспышкой раздражения, он посмотрел на маму.
– Это не блажь, Вася, – мама поставила турку с кофе на огонь. – Это взвешенное решение. И если Лена хочет быть хирургом, значит, мы должны ее поддержать.
– Поддержать?! – ошеломленно переспросил отец. – Мы должны поддержать необдуманное желание нашей дочери впахивать без выходных и проходных, часами простаивать в операционной, терять больных иногда прямо на операционном столе, а потом объяснять их родственникам, почему ты не господь бог?! Этого ты хочешь для нашей дочери?!
– Неважно, что хочу я, важно, что хочет она сама. Дорогой, мы ведь с тобой врачи, мы понимаем такие вещи, как никто другой.
– Мы с тобой врачи? – В голосе отца послышалась жалость. – Аннушка, это я врач, а ты, прости, домохозяйка.
В то бесконечно долгое мгновение Марьяне казалось, что мама закричит, швырнет в лицо отцу турку с горячим кофе. Все это читалось в ее взгляде. Но вместо этого мама лишь молча собрала со стола грязную посуду, включила воду.
Кофе убежал, пролился коричневой жижей на белоснежную плиту. Впервые за многие годы отец уехал на работу, не завершив привычный утренний ритуал, впервые мама не поцеловала его на прощание. Тогда Марьяна еще не знала, что то солнечное апрельское утро стало началом конца…
Это случилось через год, весной. Были праздники – Первомай. Отец с мамой остались в городе, друзья-первокурсники позвали Марьяну на все выходные на турбазу, а Лена уехала на Левый берег на дачу.
– Побуду одна, Машка, подумаю о жизни и вообще…
Лена улыбалась с какой-то отчаянной бравадой, но Марьяна знала цену этой браваде. Игорь Сергеевич, тот самый Игорь, заведующий торакальным отделением, внезапно, поразительно внезапно, улетел на полугодовую стажировку в Италию. А врачебную ставку, на которую так рассчитывала Лена, занял молодой выскочка, как поговаривали, протеже главного врача. Зато заведующая пульмонологией, энергичная и деятельная дама пятидесяти шести лет вдруг заговорила о пенсии. А по больнице поползли слухи, что на ее место готовят дочку одного очень известного в городе кардиохирурга…
Все это рассказала Марьяне сама Лена, запивая боль и обиду мартини, щурясь от едкого сигаретного дыма.
– А Игорешу они с главным просто припугнули. Поставили перед выбором: или я, или карьерные перспективы. Знаешь, ему ведь даже позволили со мной встречаться. Отец позволил. – Сестра смахнула злую слезу. – А что, он вполне перспективный, к тому же неженатый. Мы могли бы стать отличной командой, если бы я отказалась от хирургии. Это он мне сам так сказал перед отъездом в свою гребаную Италию, – Лена горько усмехнулась. – Я думала, мы будем семьей, а мы, оказывается, команда. Видишь, Машка, как оно бывает? Видишь, как все замечательно? Но я не сдамся! – она упрямо вздернула подбородок. – Я им еще всем докажу…
В тот момент Марьяна ясно осознала, что Лена не шутит, что своего она добьется, наперекор всему. Вот только чего ей это будет стоить?
– Ленка, я сейчас!
Подарок на день рождения сестры, старинный медальон в виде крупной серебряной рыбки, Марьяна купила в антикварном магазине, потратила на нее все свои сбережения.
– Девятнадцатый век, винтажная вещица, – продавец, невысокий, щуплый дяденька, с глазами-бусинками, улыбался Марьяне, как родной. – Смотрите, какое чудо!
Рыбка и в самом деле была так хороша, что у Марьяны даже возникла мысль оставить ее себе, а сестре купить что-нибудь другое. Но вот Лена уезжает, пусть ненадолго, всего на пару дней, но в глазах ее такая тоска, а винтажная рыбка такая славная, такая необычная!
Лена обрадовалась. Впервые за вечер, наполненный сигаретным дымом и мартини, улыбнулась светло и радостно. Лена тоже любила винтажные штучки.
Вот такой Марьяна и запомнила свою старшую сестру: улыбающейся сквозь слезы, с серебряной рыбкой на шее.
А когда спустя несколько дней их позвали на опознание тела, которое достали из старого колодца, медальона на нем уже не было…
* * *
Старая больничная пижама была ему мала, жала в подмышках, расходилась на груди. Морган посмотрел на свое отражение в зеркале, саркастически хмыкнул и расстегнул все пуговицы к чертовой матери. Как бы то ни было, пижама была лучше мокрой, воняющей рыбой одежды. Диковато, конечно, но уж что есть.
Сотника с Марьяной он нашел на кухне. Друг выглядел еще более комично, чем он сам. Больничная распашонка на его мощном торсе даже не сходилась, а штаны больше напоминали шорты. Он стоял с сигаретой в зубах у распахнутого настежь окна, а Марьяна насыпала кофе из жестяной банки в турку. Электрическая плитка уже была включена в сеть.
