Жулики, воры, насильники, убийцы, мошенники, аферисты, лжепророки, религиозные секты и прочие представители худшей части человечества появлялись будто грибы после дождя. Это происходило как в странах, где уже свирепствовала болезнь, так и в местах, где она еще не появится несколько месяцев.
Проповедник называл это смутное время эпохой беззакония. И он был совершенно прав. За последнюю неделю, пока мы пробирались через провинцию Суерветто, успели на многое насмотреться.
Например, на карательные отряды религиозных безумцев, называющих себя Святыми братьями очищения. Облаченные в белые балахоны, ловящие любого, кто попадется им на глаза, и сжигающие жертву во славу господа.
В большинстве своем это были фанатики, разбавленные преступниками, сбежавшими из окрестных тюрем. Одни хотели заслужить прощение небес, другие пограбить. Шайки бандитов, убивающих тех, кто пытался убежать от мора.
Но они не являлись самыми свирепыми из волков, вышедших на охоту. Не лучше были те, кто считал, что поедание человечины избавит их от всех проблем. Порой такие собирались в стаю и нападали на людей, точно голодные ругару. Два дня назад я пристрелил людоеда, прыгнувшего на меня с дерева в надежде добыть на обед кусок свежей вырезки.
Были и просто убийцы. Уничтожающие других без особых на то причин. Исключительно ради удовольствия. В них не находилось и капли сострадания, и они не являлись сумасшедшими. Подобное обстоятельство делало их еще более опасными, так как убивали они с омерзительной жестокостью.
К вечеру прошлого дня мы наткнулись на последствия работы нелюдей. На лесной дороге лежала перевернутая набок повозка. Путников, прежде чем убить, долго мучили, а после надругались над трупами, развесив останки на деревьях.
— Меня бы уже стошнило от этого зверства, будь я жив, — отворачиваясь, простонал Проповедник.
Пугало же ходило от дерева к дереву, словно зритель по коллекции уродов музея Савранского университета.
Провинция, через которую я проезжал, управлялась бургграфом. Его милость решил урвать себе кусок от соседних земель, пока остальные пребывают в панике, запасаются продовольствием и пытаются понять, куда девать беженцев с юга.
Но везло бургграфу как зараженному юстирским потом, и он в первой же пограничной стычке получил пулю в лицо, отправился в мир иной, а в его провинции начался настоящий ад. За неделю здесь воцарилась анархия, и вышедшие из-под контроля бароны рвали друг друга на части, понимая, что никто их не остановит и не пришлет войска из метрополии, занятой куда более важными проблемами. Крестьяне не отставали от благородных, подались в леса, сводили счеты с соседними деревнями и хуторами и даже устраивали рейды против слабых замков.
Надо сказать, не без успеха. Тут же появлялись новые владетели, которые раньше стояли у сохи и плуга, заключались альянсы, и конечно же снова лилась кровь. И к отрядам благородных, и к черни то и дело присоединялись бежавшие от наступающего мора из соседних провинций и даже стран.
Тут не было ни правды, ни закона, ни долга, не говоря уже о таких понятиях, как справедливость и любовь. Существовало лишь право самого сильного, жестокого и быстрого.
Убийство чужаков стало обыденностью, и делали это без причины и, разумеется, во славу господа, который отчего-то «именно с ними», а не с теми, кого они грабили, насиловали, резали, вешали, сжигали, топили.
Проповедник с нетерпением ждал, когда же бог нашлет молнии на головы отбросов человечества, и по вечерам искренне молился об этом.
— Скорее бы они все сдохли, — с ненавистью цедил он, когда мы вновь натыкались на обезображенные, изрубленные или сожженные тела. — Скорее бы все сдохли. Никто и не заметит такой «потери». Господь, сделай так, как я прошу. Они вконец охренели.
В кои-то веки я и Пугало присоединились к его молитвам. И хотя у каждого из нас имелись свои причины, но мы были как никогда солидарны в одном — желании увидеть конечный результат гнева создателя.
В свете творящегося вокруг меня безумства я ехал очень медленно, так как проявлял большую осторожность. Надо сказать, вполне разумную. Однажды я разминулся со Святыми братьями очищения, и только лишь потому, что они были слишком заворожены огнем сжигаемой ими деревни, чтобы смотреть по сторонам. В другой раз едва не попался сорвавшимся с цепи наемникам, возомнившим себя хозяевами этой земли. В третий лишь чудом вырвался из засады, организованной на меня какими-то смердами, гнавшимися за лошадью с вилами да цепами и требующими немедленно остановиться, «атова худова те будет!».
Сейчас было то самое редкое время, когда не играло никакой роли, что я страж. Уверен — человека из Братства прикончили бы с куда большим удовольствием, чем многих других. Хотя бы потому, что я не могу заболеть юстирским потом. Несомненно, нашлись бы и другие причины. Людей многое раздражает.
Так что я старался не искушать судьбу. И пытался покинуть провинцию окольными путями, лесными трактами и пустынными рощами. Но даже здесь постоянно сталкивался с делами рук моего племени.
И делами крайне неприятными.
Поэтому встреченный на пути большой хутор вызывал у меня заметные опасения, и я не спешил въезжать в него в открытую. По идее лучшим вариантом стало бы объехать его лесом, но прошлым утром я здорово заплутал в тумане и с тех пор слабо понимал, где нахожусь и как далеко отсюда до Кантонских земель. Дорогу я мог бы узнать здесь — в первом целом поселении, на которое наткнулся за последние пять дней.
Пытаясь понять, безопасно ли здесь, я мешкал. И ждал гласа с небес, который сделает за меня выбор.
— Слушай. Я двадцать минут бродил по этой дыре, выискивая людей с оружием. Там лишь крестьяне. — Проповедник начал терять терпение из-за моей осторожности.
— Я очень благодарен тебе за помощь, старый друг. Но давай признаем, что разведчик из тебя примерно такой же, как из меня священник. Ты много раз прокалывался. И я допускаю, что кое-какие вещи могли ускользнуть от твоих внимательных глаз.
Он громко фыркнул, но не обиделся, признавая мою правоту:
— И все же повторюсь, что в деревне мирные люди, большинство из которых сидит по домам. Не веришь мне, спроси у Пугала.
Пугало бродило в легком тумане, среди утренней мороси, раздраженное и невеселое. Оно злилось на непогоду и что отсутствуют развлечения. Сейчас одушевленный присматривался к ближайшей копне сена, и оставалось лишь догадываться, какая каверза рождается в его больном воображении.
Разумеется, после случая под Билеско и я, и Гертруда попытались вытащить из него хоть что-то о том, каким образом оно вложило в кольцо из кости ругару силу, способную защитить от золотого пламени. Но оно лишь непонимающе таращилось на нас, словно кот, пойманный за воровством сливок, а затем и вовсе смылось на пару дней, когда его достали вопросы. Теперь страшила пребывал в дурном расположении духа, страшно бесясь, что пропустил события возле заброшенного монастыря молчальников, послушавшись моей просьбы и оставшись в Билеско.
