Родилась 16 марта в Бобиньи, мать Франсуаза Руврей, отец неизвестен. Ушла из колледжа после третьего года обучения. Места работы не зарегистрированы. Первый след в ноябре 1996-го: задержана в момент правонарушения за проституцию в машине у Порт-де-ля-Шапель. Зафиксировано «посягательство на нравственность», а не «проституция». Девчонка оказалась несовершеннолетней, так было меньше возни, и в любом случае куда она денется, еще проявится, и не раз. И точно. Три месяца спустя — нате вам, крошку Руврей снова отловили на бульварах Марешо, снова в машине и в той же позиции. На этот раз ее отправили в суд, судья прекрасно понимал, что им предстоит еще много регулярных встреч, а потому — подарок на новоселье от французской юстиции маленькой правонарушительнице, которая вскоре станет большой: восемь дней с отсрочкой исполнения приговора. Любопытно, но с этого момента ее след теряется. Довольно редкий случай. Обычно список задержаний за малозначительные правонарушения все удлиняется и удлиняется на протяжении лет, а то и месяцев, если девушка очень активна, или колется, или подхватила СПИД — короче, если ей нужны деньги и она вкалывает с утра до вечера. В данном случае ничего похожего. Эвелин получает свои восемь дней с отсрочкой и исчезает из поля зрения полиции. Во всяком случае, пока ее не находят изрезанной на куски в лофте в Курбевуа.
16
Последний известный адрес: Бобиньи, квартал Марсель-Кашен.
Нагромождение домов, построенных где-то в семидесятые, вышибленные двери, распотрошенные почтовые ящики, надписи от пола до потолка, на четвертом этаже дверь с глазком, и «Откройте, полиция!», опустошенное лицо — лицо матери, уже не имеющее возраста.
— Мадам Руврей? Мы хотели бы поговорить о вашей дочери Эвелин.
— Она больше здесь не живет.
— А где жила… где она живет?
— Не знаю. Я не полиция.
— А мы полиция, и лучше нам помочь… У Эвелин проблемы, и очень серьезные.
Заинтригована.
— Какие еще проблемы?
— Нам нужен ее адрес…
Колеблется. Камиль и Луи все еще стоят на площадке, из предусмотрительности. И исходя из опыта.
— Это важно…
— Она у Жозе. Улица Фремонтель.
Дверь сейчас захлопнется.
— Жозе, а фамилия?
— Откуда мне знать. Она зовет его «Жозе», и все.
На этот раз Камиль заблокировал дверь ногой. Мать ничего знать не желает о неприятностях дочери. У нее явно есть дела поважнее.
— Эвелин умерла, мадам Руврей.
В этот момент она преображается. Рот округляется, глаза наполняются слезами, ни крика, ни вздоха, только потекли слезы, и Камиль вдруг увидел в ней необъяснимую красоту — нечто напоминающее лицо малышки Алисы этим утром, только без синяков, кроме как на душе. Он глянул на Луи, потом снова на нее. Она по-прежнему держала дверь, опустив глаза в пол. Ни слова, ни вопроса, молчание и слезы.
— Вас известят официально, — добавил Камиль. — Агенты зайдут к вам и все объяснят… Нужно будет опознать тело…
Она его не слушала. Подняла голову. Сделала знак, что поняла, по-прежнему не произнеся ни слова. Дверь закрылась очень медленно. Камиль и Луи порадовались, что оставались на площадке, готовые уйти. Вот уже ушли разносчики трагедий.
17
Жозе, по данным Центра, — это Жозе Ривейро, 24 года. Из молодых, да ранних: угон автомобилей, насильственные действия, три ареста. Несколько месяцев в Центральной тюрьме за участие в вооруженном ограблении ювелирного магазина в Пантене. Вышел полгода назад, больше пока о нем ничего не слышали. Если повезет, его нет дома, если повезет еще раз, он пустился в бега, и он именно тот, кто им нужен. Ни Камиль, ни Луи не поверили в это ни на секунду. Судя по досье, Жозе Ривейро не обладал психологическим профилем безумного убийцы с привычкой к роскоши. Кстати, он оказался дома, в джинсах и носках, невысокого роста, с красивым, мрачным, но встревоженным лицом.
— Привет, Жозе. Мы еще не знакомы.
Зашел Камиль, и сразу возникло противостояние. Жозе настоящий мужчина. Он смотрит на недомерка, словно тот кусок дерьма на тротуаре.
На этот раз они не стали останавливаться на пороге. Жозе ни о чем не спрашивает, пропускает их, очевидно на третьей скорости прокручивая в голове все причины, по которым полиция могла явиться к нему вот так, без предупреждения. И таких причин, по видимости, хватает. Гостиная очень маленькая, главное в ней — диван и телевизор. На низеньком столике две пустые бутылки из-под пива, на стене чудовищная картина, запах грязных носков; стиль скорее холостяцкий. Камиль проходит в спальню. Полный кошмар, всюду одежда, и мужская и женская, жуткая обстановочка с плюшевым переливающимся покрывалом.
Настороженный, уже заупрямившийся, Жозе облокотился о косяк с таким видом, мол, сказать ничего не скажет, но чувствует, что поимеют его по полной программе.
— Ты живешь один, Жозе?
— А почему вы спрашиваете?
— Вопросы здесь задаем мы, Жозе. Итак, один?
— Нет. Еще Эвелин. Но ее сейчас нет.
— А чем занимается Эвелин?
— Она ищет работу.
— А… И не находит, верно?
— Пока нет.
Луи ничего не говорит — ждет, какую стратегию выберет Камиль. Но того вдруг охватывает невероятная усталость: все это предсказуемо, расписано, а в этой профессии даже дерьмовые разборки становятся формальностью. И выбирает нечто самое быстрое, лишь бы скорее покончить:
— Давно ты ее видел?
— Она уехала в субботу.
— И часто она так не возвращается?
— Вообще-то, нет, — отвечает Жозе.
В этот момент Жозе понимает, что им известно куда больше, чем ему, и худшее еще не случилось, но случится очень скоро. Он смотрит на Луи, потом на Камиля; один глядит прямо перед собой, другой — в пол. Вдруг Камиль перестает быть карликом. Он — отвратительный образ рока, не говоря обо всем прочем.
— Вы знаете, где она… — говорит Жозе.
— Она убита. Ее нашли сегодня утром в квартире в Курбевуа.
И только в этот момент они поняли, что малыш Жозе действительно страдает. Что Эвелин, пока была еще целой, жила здесь вместе с ним и, какой бы потаскушкой она ни была, ему она дорога. И вот тут она спала, тут, вместе с ним, и Камиль смотрит в потрясенное лицо парня, на котором застыло то выражение полнейшего непонимания и раздавленности, с каким встречают истинные катастрофы.
— Кто это сделал? — спрашивает он.
— Пока не знаем. Именно поэтому мы здесь, Жозе. Нам хотелось бы понять, что она там делала.
Жозе отрицательно качает головой. Он не в курсе. Час спустя Камиль знал все, что можно было знать, о Жозе, Эвелин и их маленьком частном предприятии, которое и привело девушку, между прочим довольно сообразительную, туда, где ее разделал на куски неизвестный псих.
