— Мы никому вреда не причинили, — заявила она Хармону перед капитуляцией. — Никаких краж не допускаем. Мы делаем украшения и продаем прохожим.
— ЦФ-3? — спросил тогда Хармон.
— Да, третья версия. Самая лучшая. Я могу ошибаться, но полагаю, что вы ловите нас не затем, чтобы выдать хозяевам.
— Откуда такие выводы?
— Это полицейская работа — находить и возвращать. Вряд ли ваше министерство станет дублировать обязанности комиссара Дерека. Значит, у вас другие цели.
— Хм. В известном смысле — да.
— Может быть, вы стремитесь найти универсальный, безотказный способ ловли…
— Может быть и так.
— …но вряд ли вас ждет успех. BIC совершенствует нас, и отцы не сидят на месте. Скоро появится А90, потом А100 — вы не угонитесь. Мы становимся умней, а вы… я слаба в биологии, но не исключаю, что ваша эволюция завершена.
— Это тебе «отец» надиктовал?
— Я тоже умею логически мыслить.
— Я это учту. Но как твоя логика привела тебя к идее сдаться? Я хочу получить внятный ответ.
— Мы сообща решили показать вам, что способны на самопожертвование друг ради друга. Это наша акция протеста против вашего эгоизма и индивидуализма. У нас — один за всех и все за одного, всегда. И не сомневайтесь — мы это докажем.
— Думаешь, я приму условия — сохранить вам память и вашу компанию?
— Коммуну. Думаю — да. У вас нет выбора. Важней то, что вы сделаете потом. Нарушите уговор или нет.
— Значит, фифти-фифти… Предположим, я не соблюдаю соглашение, и ваш подвиг оказывается напрасным.
— Отнюдь. Мы получаем моральное преимущество…
— В твоих устах это звучит забавно.
— …и выходит, что у вас нет ни совести, ни чести. Я не утверждаю, а предполагаю, как и вы.
— Тебе не приходило в голову, что вам неуместно рассуждать о таких понятиях? Это в вас встроил «отец».
— Пусть так. А могу ли я спросить — подлость и низость людей являются встроенными или наследственными?.. Мы, не будучи людьми в вашем понимании, жили по совести, честно, и приносили другим пользу — это было приятно. За такой образ жизни людей принято хвалить — разве нас за это надо лишать рассудка?
— У тебя умный «отец».
— Он святой. И мы вам не дадим его схватить. Вы его будете судить за кражи, а на самом деле он преумножал добро в этом мире. В тюрьме он умрет от тоски. Мы же в любом случае продолжим работать ради людей. Наша миссия…
— Довольно, — прервал ее Хармон. — Стирайте в себе то, что не хотите мне показывать, — и приходите. Будете экспериментальным контингентом.
— Нет, мы хотим трудиться.
— Без дела вы не останетесь. Содержать вас просто так — слишком убыточно.
Поразительно, но Хармон сдержал слово. И, судя по тому, что Аскета не арестовали, он не расшифровал схемы узоров для плетения, попадавшиеся там и тут в памяти членов коммуны, — рисуночные пиктограммы, где было записано все необходимое. Каждый нес небольшую и неопасную часть информации — обрывок трэкового номера в три цифры, кусок интерьера, фрагмент лица. Собравшись, они соединили мозаику в целое.
Фенечки — говорящие; немного ума и фантазии — и цвет с рисунком обретают четкий смысл.
Хармон слишком деловит и слишком углублен в профессию; он никогда не носил и не любил фенечек.
— Мастерица, на выход. «Колокол» близко, — обронил младший врач, пробегая мимо со шлемом в руках.
— Слушаюсь, мистер Зинде.
— Беззакония! Большая жалоба! — неистовствовал бесполый образчик из высшего мира. — Я здоровое тело! Ошибка!..
Для туа это был худший из снов наяву — его, неприкосновенного, тащили силой биологически и умственно отсталые эйджи!
— У вас тэш.
— Нет! Это пятно цвета!.. Уберите человекообразное! Оно меня тронуло!!
— Кибер-сотрудник все выполняет правильно, не беспокойтесь.
Ночь. Сырой, холодный ветер. В темноте светится лишь флаеродром, фары санитарных автомобилей, да в темноте, поодаль, на еле различимом щите острова с мрачными выступами гор смутно белеют плоские купола госпитального комплекса. Туа как-то вытащил руку из захвата и ударом оттолкнул Мастерицу. Она не обиделась — живые часто не осознают того, что им хотят добра. Ради здоровья многих можно одному доставить неудобство.
Второй туанец — этого не пришлось вести — сказал первому что-то по-своему. Мастерица, получившая на Кордане пакет программ перевода, поняла: «Не позорь наш мир, ты, нервнобольной».
И в приемнике этот второй вел себя сдержанно. Чтоб не доводить первого до истерического ступора (это случается с туанцами, особенно перед половой трансформацией), Мастерице приказали заняться вторым. Ничего сложного — осмотр, забор анализов и обработка очага на коже.
— Ты понимаешь великотуанский язык?
— Вполне, уважаемый господин.
— Ты искусственное подобие эйджи.
— Да. Вытяните руку. Спасибо. Вы могли бы снять верхнее платье? Не смущайтесь меня, я — неживое существо.
— Иллюзия, — пробормотал туанец, раздеваясь. — Не знаю, в состоянии ли ты уразуметь, но у меня двойственное ощущение… не гляди на меня!
— Если хотите — я могу оказывать вам помощь и с закрытыми глазами. Во мне есть сканер. Глаза — только видеокамеры.
— Позволяю открыть, — растерянный, расстроенный туанец сел и вновь уставился на лоснящееся пятно ниже локтя. Он не верил, что заражен. Где, как это случилось?.. — Иллюзия, — повторил он. — Ты умеешь поддерживать беседу? Или — позови людей.
— Я могу справиться самостоятельно, но если вам угодно…
— Нет. Это занятно. У тебя есть имя? Кличка?
— Мастерица, — и она перевела для ясности: — Итаити.
— Мастэ-ис… Я — Коа Наннии. У вас здесь бывают дикарские праздники энтузиастов; они реставрируют старинные обычаи. Я думал — интересно побывать… Досадно! Так уж вышло.
— Посмотрите по видео.
— Это не ценно, не то. Ты обучалась в клинике всех миров?
— У меня был хозяин — инвалид. Я многому научилась, заботясь о нем. Потом меня назначили сюда. Протяните руку вот так; я поддержу. Больно не будет.
Она вспомнила Святого Аскета — мелкого, худющего, с бритой бугристой головой, с руками-щепками в биомеханических оковах и нитях электронных «нервов». Даже шея его — в высоком воротнике корсета, благодаря которому он поворачивает голову.
«Дочка, тебе может встретиться всякое. В Городе бывают иномиряне — старайся думать о них как о людях. Помогай им, если нужна помощь. Разум универсален, в каком бы теле он ни обитал; в каждом уважай разумное начало и щади чувства любого существа. Поступая так, ты будешь вправе требовать того же и от них. Запомни — тот, кто поступает с киборгом как с вещью, так же — и даже хуже — будет обходиться и с себе подобными».
