– Ладно, – смилостивился Камень, – давай
шестидесятый год, но не позже, не халтурь.
Дождавшись, когда Ворон отлетит подальше, Камень негромко
позвал:
– Змей, ты здесь?
– Здесь я, здесь, куда ж мне деваться. Я уже давно
приполз, лежал и слушал, как твой пернатый лазутчик соловьем разливается.
– Просьба у меня к тебе, – начал было Камень, но
Змей прервал его:
– Что, в пятьдесят девятый год смотаться? Не доверяешь
своему летучему разведчику?
– Ну ты же все понимаешь, – вздохнул Камень.
– Понимаю, понимаю, – прошептал Змей. – Жди,
скоро вернусь.
Камень беспокоился, как бы старые соперники не столкнулись,
но волновался он напрасно: мастерство Змея было столь велико, что на добывание
информации у него ушло совсем мало времени.
– В целом наш милый птенчик не соврал, – сообщил
он Камню, – за все лето пятьдесят девятого почти ничего значительного не
случилось. Но два эпизодика я тебе нарыл, может, пригодятся. Во-первых, Аэлла
побывала дома у Родислава. Рассказывать?
– Конечно, рассказывай, – заволновался
Камень. – Как это было?
– Родик обмолвился, что у них большая библиотека и даже
на даче очень много книг, и Аэлла попросила разрешения прийти и выбрать
что-нибудь почитать. Конечно, она это сделала с дальним прицелом, ей же наш
Родька нравится, из всех москвичей, которых она знает, он в ее глазах является
самым достойным ее неземной красоты. Ну вот, значит, приходит она к нему домой,
знакомится с папой, Евгением Христофоровичем, и начинает его окучивать своим
знанием греческой истории и мифологии. Папа в полном восторге, разговаривает с
ней как со взрослой, с ровней, Аэлла выбирает почитать какую-то заумную книжку
и тем самым еще приобретает очки в свою пользу, а потом целую неделю поет
Родику о том, какой замечательный у него папа. В общем, все делает по науке.
Папа, натурально, делится своими впечатлениями с супругой, и наша Клара
Степановна начинает сыну мозги долбать насчет того, какая хорошая девочка
Аэллочка и надо почаще приглашать ее в гости и вообще познакомиться с ее
родителями. Ну, Клару-то можно понять…
– Это почему? – не понял Камень.
– Ну а как же? Семейка Александриди – те еще фрукты.
Папаша Костас – лицо, приближенное к императору, его сам Твардовский в «Новом
мире» печатает, это тогда журнал такой был, жутко престижный. А мамаша Асклепиада
– лицо, приближенное к императрице, точнее, к ее лицу. А еще точнее – к лицам
жен сильных мира сего. Она, видишь ли, специалист в области челюстно-лицевой
хирургии и, пока не эмигрировала в СССР, успела поучиться и постажироваться в
лучших клиниках Америки и Европы. Главная ее специальность – носы, она их очень
ловко переделывает. Ну и подбородки, если кому надо, тоже облагораживает.
Представляешь, какие у нее связи и возможности?
– Да-а, – протянул Камень. – А что Родик?
– А ничего. Ему Аэлла нравится, потому что она
красивая, но он себя с ней неуютно чувствует. Понимаешь, она сама про себя
думает, что она такая-растакая – ну просто дальше некуда, и что тот, кого она
удостоит чести быть рядом, тоже должен этой высокой планке соответствовать. А
Родик соответствовать не хочет, у него вообще с честолюбием не очень-то, он
парень мирный, покладистый, не борец. Ему с Любой куда спокойнее, с ней он
чувствует себя уверенно: он старше, он умнее, он сильнее, Люба глаз с него не
сводит и в рот заглядывает. А рядом с Аэллой ему все время приходится
напрягаться, а напрягаться он не большой любитель. Знаешь, такой
сибарит-романтик. И вот тут мы, друг мой Камень, подходим к еще одному эпизоду,
который, как мне кажется, будет не лишним. Наш Родик уговорил Любу пойти в лес
посмотреть на разрушенное молнией дерево. И дорогу-то он знает, и места-то там
красивые, и само дерево, в которое молния ударила, тоже совершенно сказочное.
Ну, пошли они. До дерева дошли, но Родик не учел, что это место уже у самой
опушки, а за опушкой – деревня, а в деревне свои пацаны и свои нравы. И еще он
не учел, что Люба уже… ну как тебе объяснить… короче, она уже девушка по всем
статьям, и бедра у нее, и попа, и грудь – все в наличии. Он-то привык ее
маленькой считать, потому ничего и не замечал. Только они в обратный путь
двинулись – тут как тут местные парни нарисовались, поддатые, здоровенные, лет
по семнадцати. Родик к земле прирос, его затошнило от страха, замутило, голова
закружилась, язык к нёбу присох – ну, ты уже знаешь, с ним это бывает, есть у
него такая особенность, в стрессовых ситуациях он теряется и ничего не
соображает. А парни на Любу наступают, наступают… Ужас! И она – представляешь,
какая молодец! – начала с ними разговаривать. Мол, как вас зовут, да вы
откуда, да есть ли у вас в деревне такая тетя Маруся, у которой самый лучший
яблоневый сад во всей округе, у нее бабушка всегда яблоки берет и нахвалиться
не может. А еще у этой тети Маруси есть внук Виталик, второгодник, которому в
прошлом году на все лето дали задание упражнения по русскому языку делать, а он
справиться не мог, и ее, Любина то есть, бабушка ему два раза помогала. Ах, это
ты и есть тот самый Виталик? Ну надо же, какие встречи бывают! Ты тете Марусе
привет от меня передавай, скажи, от Любы Головиной и ее бабушки поклон, ладно?
Парням деваться некуда, раз такой разговор пошел – получается, они вроде как бы
знакомы уже, не приставать же к знакомой девчонке. Но над Родиком они, конечно,
поизмывались всласть, дескать, чего стоишь, защитничек, хвост поджал, если уж с
такой девкой гуляешь, так держи фасон, за ее спину не прячься. Одним словом,
девочка – молодчинка, никто ведь не учил ее, как надо в таких ситуациях себя
вести, она чисто интуитивно угадала.
– Да, – задумчиво подтвердил Камень, –
интуиция у нее мощнейшая, это мы уже и раньше замечали. Сердцем чует и мысли
читает. Но я не понял, а что такого интересного в этом эпизоде?
– Так я до интересного еще не дошел, – хмыкнул
Змей. – Самое интересное-то потом началось, когда парни ушли. Берет,
значит, наша Любаша нашего Родислава за руку и ведет по тропинке домой и
приговаривает, мол, какой ты молодец, что стоял молчал, ничего не делал и в
драку не лез. Видишь, как все хорошо обошлось, а если бы ты сглупил и начал за
меня заступаться, то дело неминуемо закончилось бы дракой. Парни взрослые,
пьяные, они ведь и убить могли, забили бы тебя до смерти, а так все хорошо
закончилось. Родик идет понурый, в землю смотрит, ты, говорит, наверное,
думаешь, что я трус, я и повел себя как трус, а Люба вокруг него вьется, в
глаза заглядывает и уговаривает, что все совсем наоборот, что он повел себя
правильно и только так и надо было себя повести, чтобы не спровоцировать
кровопролитную драку, и она якобы все время, пока с парнями лясы точила,
боялась, что Родик не выдержит и влезет в разговор, начнет за нее заступаться и
все испортит. Но он молодец, все сделал правильно и до беды ситуацию не довел.
Во как!
– И что, – с нескрываемым ужасом спросил
Камень, – неужели он ей поверил?
– А то! Конечно, поверил. Как же не поверить, когда так
хочется поверить? Ой, а она-то перепугалась, бедняжка! Я же видел, она с теми
парнями разговаривает мирно так, почти даже ласково, а у самой поджилки
трясутся, она-то отлично понимала, что может из всего этого получиться, ее и
бабушка предупреждала, чтобы была осторожнее, и сестра Тамара просветительскую
работу проводила. Люба-то у нас крупная, видная, не скажешь, что всего
тринадцать лет.
