– Убила его?
– Нет. Оставила его в Стране дьявола. И я видела, что один из охотников нанес ему рану. Смертельную рану.
– Господи Иисусе.
Джерри резко остановил машину. Охваченный ужасом, он молчал, уставившись в окно.
– Что ты от меня хочешь? – наконец выдавил он из себя. – Если ты не можешь обойтись без Зеффера, я тут ничем не могу помочь.
– Не обращай на меня внимания, – повторила Катя. – Могу я немного погрустить? Разумеется, я обойдусь без Зеффера. У меня просто нет другого выбора. – Она глянула в окно. – Давненько я не была в реальном мире. Вот и расклеилась.
– С каких это пор Лос-Анджелес стал реальным миром?
Катя рассмеялась, сочтя его слова шуткой, и Джерри с готовностью подхватил ее смех. Затем, все еще улыбаясь, он направил машину к подножию холма. Где-то на полпути между бульваром Сансет и тем местом, где Катя поддалась внезапной слабости, они пересекли границу каньона Холодных Сердец.
Они оба знали, куда ехать, поэтому разговаривать в дороге не было необходимости. Джерри не мешал Кате предаваться горьким мыслям. Он знал историю Голливуда как свои пять пальцев и не сомневался, что нынешний облик города поразит Катю. В ее времена бульвар Сансет представлял собой невзрачное шоссе, а Сенчери-Сити и вовсе не существовало. И конечно, четырехполосных скоростных магистралей, по которым сплошной лентой скользят автомобили, не было тогда и в помине – повсюду лишь грязь, жалкие домишки да апельсиновые рощи.
– Знаешь, я все думаю… – подала голос Катя где-то около Сепульведы.
– И о чем же?
– О себе. О том, какая я злая.
– С чего это вдруг тебя потянуло на подобные мысли?
– Не знаю. Но я не могу от них отделаться… Ведь во всех своих фильмах – стоящих фильмах – я играла отпетых злодеек. Отравительниц, предательниц, мерзавок, которые убивают своих же собственных детей. Короче, грешниц, которым нет прощения.
– Но мне казалось, актеры любят играть отрицательных персонажей. Утверждают, что они обаятельнее.
– Ты прав. К тому же у меня был богатый источник вдохновения.
– Источник вдохновения?
– В детстве я видела немало зла, И оно наложило на меня свой отпечаток. Или, говоря точнее, оно завладело мной. – Голос ее стал ледяным. – Не помню, рассказывала ли я тебе, что моя мать держала публичный дом? И когда мне исполнилось десять, она решила, что я вполне могу доставлять удовольствие клиентам.
– Господи Иисусе.
– То же самое говорила и я. Каждую ночь я молила: Господи Иисусе, помоги мне. Господи Иисусе, приди и забери меня от этой проклятой шлюхи, моей матери. Забери на небеса. Но Господь не пришел. И мне пришлось самой о себе позаботиться. Три раза я пыталась убежать, но всякий раз братья находили меня и возвращали матери. Однажды она даже позволила им со мной позабавиться – в качестве награды за то, что поймали беглянку.
– И твои родные братья…
– Да. Их было пятеро. И никто не отказался.
– Господи Иисусе.
– Наконец мне удалось убежать. Но тринадцатилетней девчонке, которая предоставлена самой себе, приходится сталкиваться с тем, что не предназначено для детских глаз.
– Представляю, сколько ты навидалась.
– И всем, что мне довелось увидеть, я наделяла своих героинь. Теперь ты понимаешь, почему я играла так убедительно? Почему зрители мне верили? Я всего лишь копировала реальность. – Катя подергала за ручку дверцы. – А окно открыть нельзя?
– Конечно можно. Видишь маленькую черную кнопку? Нажми на нее.
Катя чуть-чуть приоткрыла окно.
– Так намного лучше, – пробормотала она.
– Ты можешь опустить окно ниже.
– Нет, этого достаточно. Знаешь, возвращаясь к моим фильмам… Ты не окажешь мне одну услугу, когда мы вернемся домой?
– С великой радостью.
– В доме для гостей, в моей спальне, висят шесть или семь афиш моих ранних фильмов. Я так долго на них любовалась, что, думаю, настало время от них избавиться. Ты бы не мог их сжечь?
– Сжечь? Ты уверена, что хочешь этого? Ведь эти афиши стоят целое состояние.
– Тогда возьми их себе. Продашь с аукциона. И кровать тоже можешь взять. Хочешь?
– В моей квартире нет места для такой громадной кровати. Но если ты хочешь от нее избавиться…
– Да. Очень.
– Нет проблем. Я найду, куда ее пристроить.
– Если ты получишь за нее деньги, потрать их. Пусть они доставят тебе удовольствие.
– Спасибо.
– Не за что. Это я должна тебя благодарить. Ты меня так выручаешь.
– Могу я задать тебе один вопрос?
– Разумеется.
– С чего это тебе взбрело в голову избавиться от своих вещей? Чем тебе не угодили кровать и плакаты?
– Дело в том, что в моей жизни происходят большие перемены. Той женщины, которой я была раньше, больше нет. И мне не нужны вещи, которые она обожала.
– Поэтому ты возненавидела свои старые фильмы?
– Это не просто фильмы. Это мои воспоминания. Тяжелые воспоминания. А я хочу забыть прошлое. Хочу начать новую жизнь вместе с Тоддом.
Джерри глубоко вздохнул, собираясь ответить, но потом счел за благо промолчать. Однако Кате не изменила ее обычная проницательность.
– Говори, что у тебя на уме, – приказала она.
– Стоит ли? Ведь меня все это не касается.
– Все равно говори. Не тяни.
– Я не уверен, что Тодд Пикетт оправдает твои надежды. Ты же знаешь, на мужчин нельзя слишком полагаться. Все эти твои молодые друзья… они только болтать мастера.
– Он не такой, как все.
– Надеюсь, он тебя не подведет.
– Мы не знаем, почему между двумя людьми возникает нечто. Связующая нить. Однако если она возникла, остается лишь следовать своим инстинктам.
– Но если между вами возникла связующая нить – почему он от тебя сбежал?
– Это все моя вина, не его. Я поторопилась. Показала ему слишком много. Он еще не был к этому готов. Впредь я не повторю подобной ошибки. А тут еще эта проклятая толстуха подвернулась, Тэмми Как-ее-там. Она из кожи вон лезла, чтобы его увести. Ты ее знаешь?
– Тэмми? Нет. У меня нет знакомых по имени Тэмми. Хотя нет, подожди. Мне звонили из полиции Сакраменто. Сказали, что она исчезла.
– А ты-то тут при чем?
– Они обратились ко мне, потому что я знаю Тоддд. А эта женщина, Тэмми, возглавляет Общество поклонников Тодда Пикетта.
