Только дней через шесть-семь Люба спохватилась, что во время
ужина за столом сидит меньше едоков, чем обычно. Она позвонила Татьяне
Федоровне и с тревогой спросила, почему они не приходят, не случилось ли чего,
все ли здоровы.
– А чего нам сделается, – как-то недовольно
проговорила Кемарская, словно Люба была перед ней виновата. – Живем, не
тужим. Ларка-то моя чего удумала: забрала документы из школы, от репетиторов
отказалась, хотя им до конца месяца уплочено, буду, говорит, работать и в
вечерней школе доучиваться. Ну? Это что такое? Ты бы поговорила с ней, Любочка,
объяснила бы, что надо учиться, пока молодая, наработаться-то успеет еще. Да и
какой из нее работник? Один ветер в голове. Она ж совсем еще дитя, сиротиночка
несчастная, некому о ней позаботиться, матери нет, отца нет, вот и придется
горбатиться с малых лет. У нее и так детства, считай, не было, одни сплошные
несчастья. Так ты поговоришь с ней?
Люба была так измучена и переживаниями за сына, и
финансовыми трудностями последнего года, что не нашла в себе сил быть вежливой
и соответствовать ожиданиям соседки. Но и сил сказать правду у нее тоже не
было.
– Хорошо, я с ней поговорю. Попросите ее зайти к нам
сегодня, – устало ответила она.
Лариса появилась примерно через полчаса, строго одетая, с
напряженно сжатыми губами.
– Что, бабка нажаловалась? – прямо с порога
спросила она вместо приветствия.
– Проходи, Лариса. – Люба уклонилась от прямого
ответа. – Давай мы с тобой чайку попьем и поговорим. Бабушка беспокоится
за тебя, за твое будущее, и нельзя ее в этом упрекать. Она тебя очень любит.
– Я все равно пойду работать, – упрямо заявила
девушка, усаживаясь за стол. – И вы меня не отговаривайте, у вас ничего не
выйдет.
– А я и не собираюсь тебя отговаривать, –
улыбнулась Люба. – Знаешь, когда мне было чуть меньше, чем тебе сейчас, у
меня состоялся очень интересный и очень важный разговор с моей старшей сестрой,
с тетей Тамарой. Она мне тогда сказала, что нужно жить собственным умом и идти
своей собственной дорогой, а не той, которую для тебя придумали и вымечтали
твои родители. Она сказала, что самое главное – это сохранить себя, свою душу,
свою личность, а сделать это можно только тогда, когда ты сам принимаешь
решения и выполняешь их, а не слушаешь, как покорная овца, что за тебя решили
другие люди. Твоя бабушка этого, наверное, не понимает, потому и старается за
тебя решить, как тебе жить и чем тебе заниматься. А я уважаю твое решение и,
если будет нужно, помогу тебе его выполнить. Тебе нужна моя помощь?
– Так вы что, не ругаетесь? – изумилась Лариса.
– Конечно, нет. Наоборот, я радуюсь, что у тебя есть
собственные желания и ты стараешься идти собственным путем. Так чем я могу тебе
помочь?
– Скажите бабке, чтобы отстала.
– Скажу, – со смехом пообещала Люба. –
Правда, я не уверена, что это поможет, но я постараюсь, чтобы она меня поняла.
Что еще?
– А к вам на завод поможете устроиться?
– К нам на завод? Кем?
– Да кем угодно. Разнорабочей какой-нибудь. Мыть,
убирать, подать, принести. Я же ничего не умею. Но я научусь, честное слово.
– Хорошо, это я могу. Завтра я поговорю в отделе
кадров, узнаю, есть ли у нас вакансии, и вечером тебе скажу. Чем еще тебе
помочь?
– Спасибо, – твердо ответила Лариса, – больше
ничего не нужно. Дальше я сама. Я справлюсь, вот увидите.
После этого разговора Люба подумала о том, как быстро,
буквально в один момент, повзрослела эта девочка, которую она привыкла считать
малышкой. Но о причинах таких перемен не задумалась – не до того ей было.
– Надо обязательно помочь Ларисе, – говорила она
Родиславу. – Вот ведь молодец девчонка, я, честно сказать, не ожидала от
нее такой самостоятельности. Надо же, отказалась от репетиторов, от
общеобразовательной школы, решила сама зарабатывать. Как ты думаешь, куда бы ее
устроить, чтобы работа была не совсем уж черной и чтобы была хоть какая-то
перспектива? Может, с Аэллой поговорить?
– Можно, но я не думаю, что Ларисе это подойдет. Что
Аэлла ей предложит? Санитаркой в стационаре. Чтобы там говорить о перспективах,
Ларисе нужно будет поступать в мединститут или хотя бы в медучилище, сдавать
химию и биологию, а этого она точно не потянет. У нее хоть одна четверка
когда-нибудь по какому-нибудь предмету была?
– Ну, ты это зря, – возразила с улыбкой
Люба. – У нее благодаря репетиторам за девятый класс четверки по русскому
и литературе, а по черчению в седьмом классе даже пятерка была и свидетельство
чертежника, правда, самого низкого уровня, но с правом работы. Лариса очень
хорошо чертила, красиво, аккуратно, чертежный шрифт у нее был – заглядение,
буковка к буковке, лучше, чем в учебнике. И пространственное воображение
хорошее.
– Да? – обрадовался Родислав. – Тогда имеет
смысл поговорить с Андрюхой Бегорским, пусть пристроит ее чертежницей в своей
конторе. Он же все-таки главный инженер, у него есть возможности. А что? Это
идея! И работа чистая, и перспективы образования и профессионального роста
есть. Лариса будет постепенно повышать категорию, а там, глядишь, и до
техникума дело дойдет. И Андрюха за ней присмотрит, и нам с тобой спокойнее. Он
и насчет премиальных или прогрессивок будет начеку, не даст девчонку в обиду.
На следующий же день Родислав позвонил Бегорскому и попросил
помочь молоденькой соседке, у которой так трагично сложилась судьба и которую
они с Любой все последние годы опекают. Андрей пообещал помочь, и уже через две
недели Лариса Ревенко приступила к работе чертежника в конструкторском бюро
завода, где главным инженером был Андрей Сергеевич Бегорский.
– Только предупреди свою девочку, что с дисциплиной у
меня строго, – сказал Андрей Родиславу. – Никаких немотивированных
отлучек с рабочего места быть не может. И пусть не вздумает отпрашиваться и
врать, что у нее болит зуб и ей надо к стоматологу. Я все равно проверю, не
посмотрю на то, что она – твоя протеже, я проверяю всех и во всем, именно
поэтому мое подразделение работает как часы, без сбоев и без нарушения графиков.
И если поймаю Ларису на вранье – выгоню сей же час, рука не дрогнет, несмотря
на все ее трагические обстоятельства. Я могу смириться с глупостью или с
ошибкой, но вранья я не терплю ни в каком виде.
Родислав провел с Ларисой воспитательную беседу, объяснил,
что работа у Бегорского – это ее шанс сделать карьеру и другого такого шанса с
ее знаниями больше не будет, поэтому надо быть старательной, аккуратной,
дисциплинированной и честной. Характер у ее будущего начальника тяжелый,
бескомпромиссный, и Ларисе лучше не рисковать. Девочка кивнула, поблагодарила и
заверила Родислава, что все поняла и ему за нее стыдно не будет.
К чести Ларисы надо заметить, что она действительно очень
старалась, по крайней мере в работе, и хотя с учебой в вечерней школе дело не
особенно ладилось, у Бегорского к новенькой чертежнице пока претензий не было.
