– Неправда! Мне тетя Люба почти ничего не покупает, я
Лелькино донашиваю.
– Да? Ты Лелькино донашиваешь, потому что она носит
вещи аккуратно и после нее можно снова бирку навешивать и в магазин сдавать.
Так мать лучше бы эти шмотки в комиссионку снесла и деньги получила, а она тебе
бесплатно отдает.
Лариса сидела подавленная и не знала, что делать. Все
сказанное Колей было для нее неожиданным, она никогда не думала, что причиняет
семье Романовых столько неудобств. Бабушка всегда говорила, что у них много
денег, они богатые и им ничего не стоит прокормить два лишних рта и купить
какую-никакую одежонку. Да и тетя Люба радуется, когда они с бабушкой приходят,
улыбается, приглашает к столу, и на этом столе всегда так красиво, приборы
сверкают, салфеточки накрахмаленные лежат, как в кино, и еда вкусная, и пахнет
аппетитно. Просто невозможно поверить, что у Романовых не хватает денег. А
какие красивые вещи у Лельки! Таких в магазине не купишь, наверняка у
спекулянтов брали, а значит, с бешеной переплатой. Так что пусть не
рассказывают, какие они бедные и несчастные. И духи у тети Любы настоящие
французские, «Мажи нуар», по сорок пять рублей. Просто Колька разозлился, что
завалил сессию, вот и несет черт знает что, злобу вымещает.
– Ты все врешь, – твердо сказала Лариса. – Ты
специально так говоришь, чтобы меня обидеть в отместку за то, что я тебе
сказала. Ты тупой и не можешь поэтому нормально учиться, а я смогу.
Он с интересом посмотрел на нее и насмешливо улыбнулся.
– Почему ты думаешь, что я вру? Согласен, может быть, я
и тупой. Но только ты-то уж точно не умнее меня, и если я не смог удержаться в
институте, то почему ты решила, что ты сможешь?
Вторую часть вопроса Лариса благоразумно пропустила мимо
ушей, а вот на первой решила остановиться.
– Я знаю, что ты врешь, потому что Лельке вы покупаете
хорошие дорогие вещи. И у тети Любы тоже вещи хорошие. Значит, деньги у вас
есть.
– Хорошие вещи? – Коля расхохотался. – Это
все Аэлла Константиновна дарит. Вот у нее действительно много денег и
возможностей много, она нас подарками заваливает. Да если бы не она, мы бы уже
давно по миру пошли с твоими репетиторами. Так что вали-ка ты домой и подумай
над тем, что я сказал. И не вздумай никому пожаловаться на меня. Усвоила?
Лариса молча кивнула, поднялась с дивана и вышла из
квартиры. Домой она не пошла, поднялась на самый последний этаж, где возле
двери на чердак у нее был тайничок, в котором лежали сигареты. В компании она
курила открыто, но дома бабка гоняла. На бабку-то было наплевать, пусть бы
орала, но ведь она тете Любе наябедничает или дяде Родику, а выглядеть в их
глазах Ларисе хотелось прилично.
Через два часа, после четырех выкуренных сигарет Лариса
Ревенко вернулась домой с готовым решением.
– Я пойду в школу и заберу свои документы, –
объявила она Татьяне Федоровне.
– Зачем это? – перепугалась бабка.
– Отнесу их в вечернюю школу. Пойду работать.
– Да ты чего? – всплеснула руками бабка. –
Учись, пока есть возможность. Десятый класс окончишь, в институт поступишь, вон
тебе и репетиторов наняли – чего ж не учиться при такой-то жизни. Зачем тебе
работать? Накормлена, напоена, одета…
– У меня нет возможности учиться, – оборвала ее
Лариса. – Я не могу больше жить за чужой счет, я не хочу сидеть на шее у
тети Любы и дяди Родика. Я уже взрослая и могу сама себя прокормить и одеть.
Буду учиться в вечерней школе и работать где-нибудь. Хоть дворником пойду дворы
мести, а то и к тете Любе на завод попрошусь разнорабочей. Не пропаду.
– Господи, – запричитала Татьяна Федоровна, –
да что ж ты такое говоришь-то? Ни у кого на шее мы с тобой не сидим, никому мы
не в тягость. Ну что им, лишнего куска хлеба для сироты жалко? У них денег куры
не клюют, жрут от пуза, каждый день новое, за все время ни разу не было, чтобы
они вчерашнее грели. У них деньжищ видимо-невидимо. И не убудет от них, если
они бедной сиротке копеечкой помогут.
– Я все сказала, – холодно произнесла
Лариса. – Нет, еще не все. С сегодняшнего дня мы едим только дома. Никаких
ужинов у Романовых.
– Да ты что, деточка?! Как же – дома? У них всегда так
вкусно и так всего много… А мы-то с тобой на одну мою пенсию не прокормимся. И
телевизор у них хороший, по нему кино смотреть одно удовольствие.
– Я повторять не буду. Никаких ужинов, никаких
телевизоров. Они не нанимались нас с тобой опекать и развлекать. Они работают,
устают, им дома покой нужен, а мы торчим у них каждый вечер, как три тополя на
Плющихе. Вот теперь действительно все.
С этими словами Лариса ушла в свою комнату, хлопнув дверью.
* * *
Четыре месяца, которые прошли между отчислением Николаши из
института и его уходом в армию, стали для Любы Романовой непрерывным кошмаром.
Больше всего она боялась, что сына отправят воевать в Афганистан. Сын же, казалось,
вообще об этом не думал, он пустился во все тяжкие, по нескольку дней не
ночевал дома, пару раз приходил избитый, однажды осенью появился без куртки и
часов и сказал, что его ограбили, но Люба понимала, что и куртку, и часы он
просто-напросто поставил на кон и проиграл. Она отдавала себе отчет в том, что
исправить Колю уже нельзя, наказывать поздно, убеждать бесполезно и остается
только молиться, чтобы остался живым и здоровым.
После 14 августа, когда вышло постановление Совета Министров
СССР о разрешении организации кооперативов по сбору и переработке вторичного
сырья, Николаша постоянно говорил о том, что если бы не грядущая служба в
армии, он бы сейчас развернулся и заработал кучу денег, у него в голове роились
всевозможные проекты, он без конца бегал на какие-то деловые встречи и даже,
кажется, стал меньше играть. Родиславу идеи легких заработков не нравились, он
считал их опасными и нечестными, но Люба уговаривала мужа не переживать из-за
этого: все, что угодно, лишь бы вырвать сына из компании картежников.
Отдельную проблему пришлось решать с Николаем Дмитриевичем,
который на протяжении четырех последних лет так и не узнал, насколько плохо на
самом деле учится его внук. Деда тщательно оберегали от информации не только о
Колиных «хвостах», но даже и о неудовлетворительных оценках, и старый генерал
был уверен, что мальчик учится на «хорошо» и «отлично» и получает стипендию,
благодаря которой иногда делает дедушке небольшие, но очень приятные подарки
вроде дефицитных книг или теплых зимних перчаток. И как при такой ситуации
объявить Головину, что Колю забирают в армию?
Пришлось пойти на совершенно беспринципную ложь: с согласия
родителей Коля поехал к деду и объявил ему о своем решении взять в институте
академический отпуск и пойти на военную службу.
– Я понял, что если не отслужу в армии, то не смогу
потом сам себя уважать, – говорил Николай, глядя на генерала честными
ясными глазами. – Родина так много мне дала, и я просто обязан отдать ей
долг. Образование никуда не убежит. Гораздо важнее стать настоящим мужчиной.
