Это, однако, не мешало Лизе звонить Родиславу, как только
возникала какая-нибудь проблема, будь то нехватка денег или необходимость
посидеть в выходной день с простудившимся Денисом, пока она погуляет с Дашей и
сходит в магазин. Родислав и деньги находил, и с сыном сидел. Но оба они не
понимали, что будет дальше с их полностью изжившими себя отношениями, которые
держались только на общих детях. Это напоминало хроническое заболевание,
которое невозможно вылечить и которое отныне будет всегда, причиняя постоянное
неудобство и боль.
* * *
Ворон, улетевший к белочке за первой медицинской помощью,
долго не возвращался, и Камень не на шутку разволновался. Что с другом? Вроде
бы драное крыло и подбитый глаз – это не страшно, но кто знает, нет ли у него
более серьезных повреждений. А вдруг в той драке ему что-нибудь сломали или
покалечили, повредили что-нибудь жизненно важное? Конечно, Ворон – вечный,
смерть ему не грозит, но глубоким инвалидом он может стать, от болезней и
увечий статус «вечного» не уберегал. И что тогда будет? Семьей он так и не
обзавелся, все казалось, что впереди – целая вечность (и это было справедливо)
и он еще все успеет, и жениться, и воронят вывести, а вот случись что – он ведь
один как перст. Конечно, Камень его не бросит, но ведь что толку от
неподвижного увальня? Камень Ворону ни еды не добудет, ни попить поднести не
сможет. И будут они куковать вдвоем, бессмертные, старые, больные и никому не
нужные. Даже развлечься будет нечем, потому что если Ворон не сможет больше
летать и проникать в пространственно-временные дыры, то не смотреть им больше
сериалов про жизнь людей. И станут они, как два человеческих пенсионера, целыми
днями вспоминать истории, которые посмотрели в прошлом, и обсуждать их по
десятому, а то и по сотому разу. Скучно… И перспектив никаких не будет.
Камень сначала расстроился от собственных мыслей, а к
моменту появления Ворона впал в полноценную депрессию.
– Почему так долго? – похоронным голосом спросил
Камень. – У тебя что-то серьезное? Что белочка сказала?
– Да все у меня в порядке, – весело сообщил
Ворон. – Она мне крыло чем-то жутко вонючим намазала, но обещает, что
скоро перья снова вырастут. И на глаз примочки накладывала. Во, глянь, –
он повернулся к Камню левой стороной, – отека уже почти нет. Между прочим,
белочка сказала, что у нее есть отличный травяной сбор, который помогает при
подагре, если хочешь, я для тебя попрошу. Попросить?
– Ничего мне не надо, – заунывно пробубнил
Камень. – Все равно моя жизнь кончена. Мне уже ничто не поможет.
– Ты чего это? – удивился Ворон. – Я же
улетал – ты был как огурчик, веселый, в настроении. Меня не было-то всего часов
пять. Что за это время произошло? Кто тебя так расстроил?
– Я испугался за тебя, – признался Камень. –
Тебя так долго не было, и я подумал, что с тобой что-то серьезное. Я очень
волновался.
– Да ну что ты! – рассмеялся Ворон. – Белочка
меня быстро полечила, а потом я помогал ей бельчат укладывать, они спать не
хотели, пришлось им сказку рассказывать про Гарри Поттера. Когда я в прошлом
году в Америку летал, я там кино видел, вот и пересказал. А ты уж бог знает что
напридумывал.
– Конечно, – обреченно вздохнул Камень. – Ты
в Америку летал, кино смотрел, ты вообще всюду бываешь, много чего видишь, ты
сам себе хозяин, захотел – улетел, захотел – вернулся, тебе даже в голову не
приходит, что я тут лежу один и переживаю за твое здоровье, а ты где-то там
прохлаждаешься, с белочкой заигрываешь, ее деткам сказки рассказываешь.
Белочкины детки для тебя важнее меня. Конечно, я так и знал, что этим все и
кончится. Я тебе не нужен, я тебе в тягость, ты хочешь общения с другими,
веселья, развлечений, а от меня какое веселье… Что ж, видно, так и придется мне
до скончания вечности тут лежать одиноким и никому ни нужным куском скалы.
– Господи! – переполошился Ворон. – Что ты
такое говоришь? Как ты можешь? Ты же знаешь, что я для тебя… Что ты для меня…
Что мы с тобой…
От волнения он не мог найти слова и беспомощно бормотал
что-то несвязное. Камень между тем не унимался:
– У тебя своя жизнь, в ней происходят какие-то события,
ты всюду летаешь, и про людей мне рассказываешь, у них тоже много чего
происходит, им есть о чем поговорить, есть что вспомнить. А в моей жизни что
было? У меня даже собственных воспоминаний нет. Помню только, как я от скалы
отвалился, когда был младенцем, я тогда долго катился, больно было ужасно, и
страшно тоже было. Потом я прикатился сюда и встал намертво. С тех пор так и
лежу. И вспомнить мне больше нечего. У меня в голове только чужая жизнь, да и ту
я не своими глазами видел, а знаю по твоим рассказам. В моей жизни нет никакого
смысла, никакой цели. Зачем я живу? Для чего? Для тупого пролеживания боков?
Для того, чтобы слушать истории из чужой жизни? Лучше бы мне умереть, так даже
этой милости мне от богов не дано, меня обрекли на вечность, как на пожизненную
каторгу.
– Ты что? – испуганно заверещал Ворон. – Как
у тебя язык твой поганый поворачивается такое говорить? Как это – ты никому не
нужен? А я? А мне? Да я без тебя пропаду. Сколько я себя помню, ты всегда был
рядом, мы с тобой разговариваем, и вообще мы живем душа в душу. Что на тебя
вдруг накатило?
– Меня никто не любит, – удрученно констатировал
Камень.
– Я тебя люблю. И Ветер тебя тоже очень любит. Ты
только вспомни, как он старается принести тебе сухое тепло! Он же себя не
жалеет, вон в последний раз все бока ободрал о ветки, но верхом не полетел,
тепло для тебя берег. И Змей тебя любит. То есть любил, – поправился
Ворон. – И белочка, она тоже прекрасно к тебе относится, даже лекарство от
подагры предлагает. Что ты выдумываешь?
– Вы просто меня жалеете, – упрямился
Камень. – А мне не нужна любовь из жалости, я не хочу никому быть обузой.
– Да какая же ты обуза?! – Ворон уже почти
кричал. – Ты мой друг! Мой самый близкий и единственный друг! Если бы тебя
не было, кому бы я все истории рассказывал? С кем вместе сериалы смотрел бы?
Одному-то скучно и вообще кайфа никакого.
– Ты бы белочке рассказывал.
– Еще чего выдумал! Да разве белочке интересно
рассказывать? Нет, я ничего не хочу сказать, она девка хорошая, добрая, всех
жалеет, всем помогает, всех лечит, но у нее же мозгов – как у комара. Разве она
может так слушать, как ты? Разве у нее есть такая глубина мышления и такие
обширные знания, как у тебя? С тобой же обсудить что-то – одно удовольствие, я
у тебя все время учусь, ума-разума набираюсь, а с белочки мне какой толк? Нет,
Камешек, миленький, ты это брось, и не говори мне больше ничего подобного, я
даже слушать не стану.
– Естественно. Ты даже слушать меня не хочешь. –
Камень с удовольствием прицепился к неосторожно брошенному слову, чтобы
продолжать развивать свою жалостливую балладу. – Меня никто слушать не
хочет, и я никому не нужен, и меня никто не любит. Я всем в тягость.
Ворон помолчал немного, склонив голову набок, и вдруг
встрепенулся.
