– И правильно, что не хочешь, – одобрительно
кивнула Тамара. – Ты только представь: Родик приходит домой, молча
ужинает, утыкается в телевизор, потом справляет свои физиологические
потребности и, отвернувшись, засыпает. А рассказывать тебе ничего не станет,
пойдет делиться своими проблемами куда-то в другое место. Не рассказывать
совсем он не сможет, насколько я знаю Родика и его тонкую душевную организацию,
и понесет все это к Лизе. Хочешь такого?
– Ой, нет, – Люба взмахнула рукой, – я бы с
ума сошла! Что ты! Конечно, я ревную, мне тяжело, но если бы я знала, что он со
мной спит, а все остальное – и дружба, и доверие, и душевное тепло – у него
ТАМ, я бы, наверное, повесилась. Этого я бы не вынесла. Я знаешь о чем сейчас
подумала? Огромное количество женщин на Западе знают, что их мужья ходят к
проституткам, но возвращаются домой и душевную близость реализуют все-таки
дома. И ничего, для них это нормально, всех все устраивает. Я себя утешаю тем,
что Родик ходит ТУДА как к проститутке. Если бы было наоборот, я бы не вынесла.
– Ты права, это было бы в миллион раз хуже. Вот тогда
уж точно надо было бы разводиться. Ты даже не понимаешь, Любаша, насколько ты
счастливая женщина. Во всем спектре составляющих тебе не хватает только одной
детали – секса. Скажи-ка мне честно, она для тебя очень важна?
Люба задумалась. Она уже давно казалась сама себе холодной,
чуть ли не фригидной, она не испытывала физической потребности в сексе, но…
– Данная деталь для меня не очень важна, – она
прямо посмотрела сестре в глаза. – Я бы даже сказала, что для моего тела
она не важна совсем. Но без этой составляющей я кажусь себе старухой. Если мой
муж меня не хочет, это означает, что я старая, некрасивая, нежеланная. Для меня
это оскорбительно. Мне это обидно.
– А ты уверена, что он тебя не хочет? – Тамара
лукаво посмотрела на нее, чуть приподняв брови.
– Но он же со мной не спит.
– Ну, ему трудно с тобой спать. Вы столько лет не
вместе, и потом, вы же договорились, что на тела друг друга не претендуете. Ты
договорилась с ним, а он – с тобой, и он не имеет морального права до тебя
дотронуться.
– Ты хочешь сказать, что я должна сделать первый
шаг? – изумилась Люба.
– Ты могла бы попробовать. Ты красивая умная женщина, у
тебя наверняка все получится, если ты захочешь.
– Нет, Тома, – Люба отрицательно покачала
головой, – это невозможно. Получится, как будто я себя навязываю. Я так не
могу.
– Это называется совершенно по-другому, –
возразила сестра. – Ты даешь ему понять, что он для тебя желанен.
– Но он же мне не показывает, что я для него желанна!
– Так он боится быть отвергнутым! Боится точно так же,
как и ты, потому что помнит о договоре.
– Значит, ты считаешь, что еще не все потеряно? –
с надеждой спросила Люба.
– Я считаю, что потеряно многое, но еще есть
шанс, – серьезно ответила Тамара. – А теперь послушай меня
внимательно, сестричка, я скажу тебе еще одну вещь. Если он будет спать с
тобой, а мне почему-то кажется, что спровоцировать его будет несложно, это
только ухудшит ситуацию для Родика. Сейчас все вроде как в равновесии, он не
спит с двумя женщинами, не бежит из одной постели в другую, а если ты
подвигнешь его на это, он станет спать и с тобой, и с Лизой, и ему это будет
тяжело.
Люба усмехнулась, потерла ладонью лоб.
– Да, Родику это будет не по зубам. А я все-таки хочу,
чтобы ему было хорошо, легко, чтобы никакие неприятные вещи у него со мной не
связывались.
– У вас, Любаня, настолько очевидная ситуация, что
интимная близость в нее никак не вписывается, ну никак, с какой стороны ни посмотри.
У вас получится график, потому что ты всегда точно знаешь, когда он был у нее,
а когда твоя очередь.
– Надо же, – Люба снова улыбнулась, – а мне и
в голову такое не приходило. Ты права, Томка. Я же всегда точно знаю, когда он
поехал к Лизе, он всегда звонит и предупреждает заранее, и если из дома к ней
едет, тоже меня заранее ставит в известность. Конечно, при таком раскладе я
всегда буду знать, что он был у любовницы, и, значит, сегодня не моя очередь.
Более того, я даже буду знать, когда у нее месячные.
– Вот именно. Теперь ты понимаешь, что произойдет?
Сейчас ситуация тяжелая, но она чиста, а при возобновлении интима появится
какая-то гадость. Ты будешь знать, что в среду он был у Лизы и в следующий раз
собирается к ней в субботу, стало быть, в четверг или в пятницу – твоя очередь.
– Ну и перспективку ты мне нарисовала, –
засмеялась Люба. – Спасибо, сестрица.
– А какую ты здесь видишь другую перспективу?
– Ты права. Надо действительно зафиксировать убытки и
признать, что интимная близость из моей семейной жизни ушла. А ведь мне только
тридцать девять.
– Заведи любовника, – предложила Тамара.
– Опять вранье… Нет, не хочу.
– Ну почему вранье? У вас в условиях договора,
насколько я поняла, это предусмотрено.
– Я не хочу, Том, я не хочу! Мне ни один мужчина не
интересен. Меня тошнит от запаха любого мужчины, кроме Родика. Я не хочу
кормить никакого другого мужчину, я не хочу даже дышать одним воздухом ни с
кем. Я люблю только его, вот в чем весь ужас. Какая же я была дура, когда
завела роман с этим молодым идиотом! Ну ладно, фиксируем убытки и проезжаем
дальше.
– Хорошо, – весело сказала Тамара, – нужно
смириться с тем, что эта сторона твоей жизни исчерпана. Но красивой и
счастливой ты все равно должна быть. Чего ты такая смурная, как будто у тебя
все умерли? Любаня, ты счастливейшая из женщин, у тебя жив отец, у тебя
прекрасный муж, двое детей. Да, я понимаю, Колька у вас проблемный, сложный, но
все равно у тебя есть сын, у тебя есть дочь – прекрасная девочка, умная, добрая
и талантливая, у тебя есть я. Что ты хоронишь себя заживо? Что ты без конца
пережевываешь одну и ту же жвачку о том, что ты несчастна? Оглянись вокруг,
посмотри, сколько несчастных людей, бедных, больных, бездетных. А у тебя все
есть. Чего тебе еще надо?
– Да вот я и говорю, что у меня все есть, поэтому и не
жалуюсь.
– Нет, – Тамара вскочила со своего места и
принялась тормошить сестру, – ты НЕ ТАК не жалуешься. Ты терпишь и не
жалуешься. Можно, конечно, терпеть и не жаловаться, и тогда волосы становятся
такими, как у тебя. А можно не жаловаться потому, что жаловаться не на что,
потому что все нормально. Я бы даже сказала, что все хорошо.
– Господи, Томка, я не понимаю… – Люба перехватила
руки сестры и прижала ее ладони к своим щекам. – Ты все вроде правильно
говоришь, мне и возразить-то нечего. Но та ситуация, в которой я оказалась,
никак не может быть для меня нормальной, а уж тем более хорошей. Я изо всех сил
стараюсь заставить себя ощущать ее нормальной, но я не могу.
– Любаша, ну посмотри же вокруг! – с досадой
воскликнула Тамара. – Ни у кого нет нормальных ситуаций. Ни у кого! Возьми
хоть меня: у меня нет детей, я не носила их под сердцем, я не кормила грудью, у
меня нет близости с отцом, меня никто никогда не называл мамой. У меня не будет
внуков. У меня есть только Гриша. И у меня, как и у всех, не все и не всегда
получается. Но я когда-нибудь по этому поводу убивалась? Это только всегда
кажется, что у другого человека все в шоколаде, а ты одна такая несчастная.
Хочешь – давай поменяемся. Хочешь – езжай вместо меня в Горький, у тебя будет
муж, который тебе не изменяет, но детей у тебя никогда не будет, отец с тобой
не будет разговаривать много лет, с мамой ты не попрощаешься, и не попросишь у
нее прощения, и не скажешь, как ты ее на самом деле любишь, а вместо твоей косы
у тебя будут вот эти мои три пера, вместо твоей красоты – мой чудесный носик и
моя цыплячья грудь. Хочешь?
