Закончив рассказ, Ланцотта мрачно усмехнулся.
Стэн маялся в кабинете Ланцотты, не зная, куда деваться.
– Это ужасный грех и мерзость перед глазами Господними, – горячился Смазерс. – Я считаю своей обязанностью доложить об их поведении.
Ланцотта вперился в него злым взглядом, затем посмотрел на двоих новобранцев, стоящих по стойке «смирно». Стэна он как бы вовсе не замечал.
– Колрас, Нарак! Это правда?
– Да, господин сержант.
Ланцотта вздохнул и повернулся к Смазерсу:
– Смазерс, я хочу сказать вам кое-что удивительное. Гвардейцу не должно быть никакого дела до того, чем занимаются люди не при исполнении своих обязанностей до тех пор, пока они не окажутся отсутствующими на утренней поверке.
– Но...
– Но вы – выходец из мира, основанного Плимутом Бретреном. Прекрасно. Его стараниями воспитано немало замечательных людей. Однако все они знают, что их убеждения касаются только их самих и никого больше. И потом, с каких пор вы решили, что можете вмешиваться в дела своего сержанта?
Смазерс уперся взглядом в пол.
– Виноват.
– Ваше извинение принято. Но, скажите, вы когда-нибудь ложились в постель с любимым мужчиной?
Смазерс с ужасом посмотрел на него:
– Господи, конечно, нет!
– А если вы ничего не знаете об этой стороне человеческой культуры, то не считаете ли, что кое-что упустили? – спросил Ланцотта.
Смазерс молча выпучил глаза.
– В любом случае, – желчно продолжал Ланцотта, – вы слишком сильно заботитесь о том, что вас не касается. И, раз уж вы так любите ковыряться в грязи, я думаю, мы нашли примерного добровольца почистить отхожие места. Принимаю вас на эту должность.
– Вы не собираетесь решить это дело как...
– Не собираюсь. А теперь идите!
Смазерс направился к туалету. Ланцотта повернулся к Колрасу и Нараку:
– Хотя гвардия и не вмешивается в то, чем вы занимаетесь друг с другом, мы должны уважать верования остальных солдат. Меня очень огорчает, что вы не заботитесь о выборе уединенного места для своих развлечений, а нарушаете сон и покой товарищей по казарме. Идите и составьте ему компанию.
Двое с пристыженными физиономиями медленно поплелись к унитазам. Только теперь Ланцотта будто бы вспомнил про Стэна:
– Новобранец капрал Стэн!
– Я, сержант.
– Почему вы не разобрались с этим делом сами?
– Я хотел, сержант. Смазерс настоял на том, чтобы обратиться к вам.
– Это его право. Особенно, если бестолочь капрал оказался неспособен уладить ерундовое казарменное происшествие.
– Так точно, сержант.
– Во-первых, снимите нашивки.
– Есть, сержант.
– Во-вторых, присоединяйтесь к тем троим у параши.
– Есть, сержант.
– Вы разжалованы в рядовые.
Стэн шел к строю загаженных унитазов и думал, что в следующий раз он оставит каждому его долю неприятностей, и лишь слезливому Смазерсу – вдвое больше.
Глава 21
«Слава богу, я пока что не выставил наружу свою мигровскую задницу». Сидя на корточках, Стэн поднял электрод восстановителя защиты, прикоснулся им к последней необработанной железке боевого пояса и наконец, завершив уход за оружием, поднял взгляд. Вверху было нечто!.. А точнее, ноги Томики, стоявшей над ним с вещмешком в руке.
Томика, так считал Стэн и много лет спустя, была самым приятным воспоминанием о гвардейской школе. И потому он старался, просто из кожи вон лез.
– Кто с тобой в паре, Стэн?
– Моя левая рука.
Она швырнула свои вещички на койку рядом и начала взбивать подушку. У Стэна отвалилась челюсть.
– Ты что, Томика? Я просто так вчера сказал, а...
– Там только мои трусики, не дрейфь...
Стэн вдруг подумал, что это не имеет большого значения и, вдобавок, довольно забавно, но тут же оборвал смех, бросив взгляд на Грегора.
– Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? – сказал тот. – Видишь, как ты был неправ.
– Я всегда неправ, Грегор. Что на этот раз?
– Они творят произвол. Не дают мне звание, которого я заслуживаю. А теперь тебя ломают. Ты хоть это понимаешь?
– Не-а. Насколько я понимаю, я сам вляпался, но пройдет время, и я снова продвинусь.
– Я говорю о том, что творится прямо сейчас! Неужели ты не хочешь справедливости?
Стэн подумал, что Грегор очень уж резок.
– Тормози, парень. Это не сработает, как говаривал один Гусь Репчатый.
– Отец учил меня, что дело, не дающее стимулов к дальнейшему продвижению, – дохлое. Так вот. Гвардия и есть натуральная дохлятина. Им нужно просто пушечное мясо. Всех, кого не заворожила идея героя-добровольца, посылают чистить дерьмо. А если они ошиблись в оценке человека, как это произошло с тобой, то спешат утопить его в этом дерьме, лишь только обнаруживают свой промах.
– Похоже, ты действительно так думаешь, Грегор, – сказала Томика.
– Но я выпрямлю ножки букве «А»! – горячо произнес Грегор. – Я написал отцу еще одно письмо. Пусть видит, как развивается дело.
Стэн так и сел:
– Ты обо мне написал?
– Нет. Только потому, что ты так захотел. Но ты пожалеешь об этом, вот увидишь. – Грегор усмехнулся и направился к своей койке. – Эй, бывший стажер-капрал Стэн! Значит, твой счет теперь – два нуля? С запахом?
Стэн не ответил, слушая безрадостный смех Грегора, когда тот забирался на нары.
– И что же случится, если я это сделаю? – Томика захихикала.
Стэн резко сел на койке и прикрыл ей рот рукой. Движение. Сдавленный смешок. Томика поднялась и, обхватив Стэна, повалила его обратно на подушку.
– Нет, Стэн, – выдохнула она. – Не торопись.
Стэн ждал – бесконечный ряд ударов сердца. И вдруг в казарме раздался шум. Кто-то зажег свет. Стэн высунул голову в проход. Около койки Грегора что-то происходило.
Стэн скатился с нар, инстинктивно занял боевую стойку, но тут же упал обратно на кровать, без сил от смеха.
Грегор вскрикнул еще громче и забился на койке, как припадочный. Около его нар столпились новобранцы – у парня проблемы!
– Прямо Большой Паук с Одала, – раздался издевательски тихий голос. – Ты в беде, приятель.
Грегор и впрямь был в беде. Кто-то, видать, умыкнул в медкабинете баллон с самотвердеющей массой и, пока Грегор спал, соорудил настоящую паутину, вытянув из баллона клейкую нить и прилепив ее повсюду – к койке, от койки к шкафчику, от того – к сапогам, оттуда – снова к койке, опять к шкафчику и так далее. Не последней по значению опорой для сети, построенной Большим Пауком, служил нос Грегора.
