— Прекрасно. Но я не думаю, что Блумквист имеет какое-то отношение к убийству.
— Я тоже не думаю. Но Даг Свенссон сделал в тот вечер еще один звонок. В двадцать один тридцать четыре, и разговор продолжался три минуты.
— И что?
— Он звонил адвокату Нильсу Бьюрману на его домашний телефон. Иными словами, появляется связь между двумя убийствами.
Соня Мудиг медленно опустилась в кресло для посетителей.
— Прошу! Присядь, пожалуйста, я не против!
Она не обратила внимания.
— О'кей. Как выглядит временная схема? Сразу после восьми Даг Свенссон звонит Микаэлю Блумквисту и договаривается о том, чтобы встретиться с ним попозже. В половине десятого Свенссон звонит Бьюрману. Перед самым закрытием ларька, то есть около десяти, Саландер покупает в Энскеде сигареты. В самом начале двенадцатого Микаэль Блумквист и его сестра приезжают в Энскеде, а в двадцать три одиннадцать он звонит в дежурную службу.
— Похоже, что все сходится, мисс Марпл!
— Но на самом деле ничего не сходится. По данным патологоанатома, Бьюрмана застрелили между десятью и одиннадцатью часами вечера. Саландер в это время уже была в Энскеде. Мы же полагали, что Саландер сперва застрелила Бьюрмана, а затем уже пару в Энскеде.
— Это ничего не значит. Я еще раз поговорил с патологоанатомом. Мы обнаружили Бьюрмана только на следующий день вечером, то есть почти через сутки. Патологоанатом говорит, что время смерти может расходиться с указанными данными на час.
— Но раз мы нашли орудие убийства в Энскеде, то Бьюрман был первой жертвой. Тогда, значит, она должна была застрелить Бьюрмана после двадцати одного тридцати четырех и тотчас же приехать в Энскеде покупать там сигареты. Разве этого времени хватило бы, чтобы добраться от Уденплан в Энскеде?
— Да, хватило. Она ехала не на общественном транспорте, как мы думали раньше. У нее же была машина. Мы с Сонни Боманом только что проверили это, и нам вполне хватило времени.
— Но затем она ждет час, прежде чем застрелить Дага Свенссона и Миа Бергман. Что она делала все это время?
— Пила с ними кофе. У нас есть ее отпечатки, снятые с чашки.
Он бросил на Соню Мудиг торжествующий взгляд. Она вздохнула и несколько минут помолчала.
— Ханс, ты относишься к этому так, словно для тебя это вопрос престижа. Иногда ты бываешь совершенным поганцем и можешь довести человека до белого каления, но сейчас я постучалась к тебе, чтобы попросить извинения за пощечину. Это было непозволительно.
Он долго смотрел на нее.
— Знаешь, Мудиг, ты, может быть, и считаешь меня поганцем. А я считаю, что ты ведешь себя непрофессионально и тебе нечего делать в полиции. По крайней мере, на этом уровне.
Соня Мудиг подумала, что ей есть что ему ответить, но она только пожала плечами и встала с кресла.
— О'кей. Теперь мы выяснили, что друг о друге думаем, — сказала она.
— Мы выяснили, что думаем друг о друге. И поверь мне, ты долго здесь не задержишься.
Выйдя из кабинета, Соня Мудиг захлопнула за собой дверь резче, чем собиралась, и пошла вниз, в гараж за своей машиной. Нельзя давать этому чертову дураку ее разозлить! Ханс Фасте самодовольно ухмылялся, глядя на закрытую дверь.
Едва Микаэль Блумквист пришел домой, как зазвонил его мобильный телефон.
— Привет! Это Малин. Ты можешь поговорить?
— Да, конечно.
— Вчера мне вдруг бросилась в глаза одна вещь.
— Рассказывай!
— Я перечитывала в редакции подборку газетных вырезок о погоне за Саландер и наткнулась на большой разворот о ее пребывании в психиатрической лечебнице.
— Да?
— Может быть, это и не имеет такого значения, но я удивилась, почему в ее биографии есть такой большой пробел.
— Пробел?
— Ну да! Там есть масса деталей обо всех скандалах, в которых она была замешана, когда ходила в школу. Скандалы с учителями и одноклассниками и все такое.
— Да, я помню. Какая-то учительница сказала, что боялась ее, когда она училась в средней школе.
— Биргитта Миоос.
— Да, точно.
— Есть довольно много подробностей о том времени, когда Лисбет лежала в детской психиатрической больнице, плюс уйма деталей о приемных семьях, в которых она жила, когда была подростком, о драке в Старом городе и прочее.
— Да. И в чем же соль?
— Ее забрали в психиатрическую больницу незадолго до того, как ей исполнилось тринадцать лет.
— Да.
— Но там ни слова не сказано о том, почему ее отправили в лечебницу.
Микаэль помолчал.
— Ты думаешь, что…
— Я думаю, что если двенадцатилетнюю девочку направляют в психиатрическую лечебницу, то для этого должен иметься весомый повод, нечто важное, случившееся перед этим. А в ее случае должно было произойти какое-то заметное событие в биографии, что-то совсем из ряда вон выходящее. А между тем никакого объяснения нет.
Микаэль нахмурился.
— Малин, мне известно из надежного источника, что существует полицейское расследование по делу Лисбет Саландер, датированное февралем девяносто первого года, когда ей было двенадцать лет. В журнале такая запись отсутствует. Я как раз хотел просить тебя поискать это дело.
— Если велось следствие, то о нем, конечно, должна иметься запись в журнале. Ее отсутствие незаконно. Ты действительно обнаружил такой факт?
— Нет, но мой источник говорит, что оно не отмечено в журнале.
Малин помолчала секунду:
— А насколько можно положиться на твой источник?
— На него можно положиться вполне.
Малин еще немного помолчала. Вывод пришел им в голову одновременно.
— Служба безопасности, — сказала Малин.
— Бьёрк, — добавил Микаэль.
Глава 24
Вторник, 5 апреля
Пер-Оке Сандстрём, сорокасемилетний независимый журналист, вернулся к себе домой в Сольну вскоре после полуночи. Он был немножко под хмельком, поскольку пытался алкоголем приглушить панику, затаившуюся где-то в животе. Весь день он провел в бездействии, томясь от страха.
Минуло уже почти две недели с тех пор, как в Энскеде был застрелен Даг Свенссон. В тот вечер услышанная по телевизору новость ошарашила Сандстрёма. Он даже ощутил прилив облегчения и надежды: Свенссон мертв и тем самым, возможно, будет покончено с книгой о трафике секс-услуг, в которой он собирался разоблачить Сандстрёма. Вот черт! Из-за одной лишней шлюхи и так влипнуть!
