— С самого детства меня приводил в восхищение Сатурн, — начал мой непрошеный собеседник — Точно помню, когда и как все началось. Мне было лет десять, когда я увидел великолепные картины Чесли Боунстелла, изображавшие Сатурн, как бы видимый с его девяти спутников. Вам ведь наверняка знакомы эти полотна?
— Конечно, — ответил я. — Этим творениям больше пятидесяти лет, но никто до сих пор не смог с ними сравниться. На борту нашего корабля «Эндевор» было несколько его картин. Мне часто доводилось смотреть на них и тут же сравнивать с реальностью.
— Поэтому вы прекрасно должны понимать, что меня занимало в пятидесятые годы. Я часами сидел и пытался осознать, что удивительный объект, вокруг которого вращаются серебристые кольца, существует на самом деле. Это не только плод воображения художника, но и реальная планета, которая к тому же в десять раз больше Земли. Тогда мне даже не приходило в голову, что я мог бы увидеть это чудо собственными глазами. Я был уверен в том, что лишь астрономы со своими мощными телескопами способны насладиться подобным зрелищем. Но позднее, когда мне было лет пятнадцать, я совершил очередное открытие, причем столь удивительное, что сам едва в это поверил.
— Какое же? — спросил я.
Общество за завтраком мне уже не мешало. Сосед оказался человеком неопасным, а его неподдельный энтузиазм вызывал симпатию.
— Я обнаружил, что любой дурак может собрать у себя на кухне мощный телескоп всего за несколько долларов, поработав пару недель. Для меня это стало откровением. Как и тысячи других мальчишек, я взял в библиотеке «Постройку любительского телескопа» Инголлса и принялся за дело. Скажите, вы сами когда-нибудь собирали свой собственный телескоп?
— Нет, я инженер, а не астроном. Я и понятия не имел бы, с чего начать.
— Работа крайне проста, если действовать в соответствии с инструкцией. Сперва нужно достать два стеклянных круга толщиной примерно два с половиной сантиметра. За пятьдесят центов я купил у портового торговца стекла от иллюминаторов с выщербленными краями. Потом один круг нужно закрепить на плоской твердой поверхности. Для этого я использовал бочку, поставленную вертикально.
После этого нужно купить наждачного порошка разного качества, от крупнозернистого до мельчайшего. Щепотка самого грубого кладется между двумя кругами, после чего ты начинаешь тереть верхним туда-сюда, медленно перемещаясь вокруг неподвижной подставки.
Знаете, что при этом происходит? Благодаря воздействию наждачного порошка в верхнем круге образуется углубление. Простыми движениями вы создаете вогнутую поверхность линзы. Время от времени нужно заменять порошок на более мелкий и проделывать простые оптические проверки, чтобы убедиться в том, что достигнута соответствующая кривизна.
На последнем этапе вместо наждака используется полировальный крокус. Наконец поверхность становится совершенно гладкой. Даже трудно поверить, что это работа ваших собственных рук. Остается всего один шаг, но вовсе не самый легкий. Нужно еще посеребрить зеркало и получить таким вот образом хороший рефлектор. Достаточно купить в аптеке химикалии, перечисленные в инструкции, и поступать в точности так, как написано в книге.
Я до сих пор помню, как, затаив дыхание, вглядывался в тонкий слой серебра, покрывавший поверхность моего маленького зеркала. Оно было отнюдь не идеальным, но не столь уж плохим. Я не променял бы его ни на какое чудо с Маунт-Паломар.
Мне пришлось закрепить зеркало на конце доски. Тубус не потребовался. Я просто обернул вокруг зеркала два слоя картона, чтобы на него не падал лишний свет. Окуляром стало маленькое увеличительное стекло, купленное в лавке старьевщика за несколько центов. В сумме весь телескоп обошелся не больше чем в пять долларов, хотя в то время и это для меня было немало.
Тогда мы жили на Третьей авеню в обветшалой гостинице, принадлежавшей моей семье. Собрав телескоп, я тут же отправился испытать его на крышу, в джунгли телевизионных антенн, усеивавших тогда каждый дом. Мне пришлось слегка повозиться, чтобы расположить зеркало и окуляр на одной линии, но я не допустил ни единой ошибки. Все работало как надо. Мой оптический прибор был крайне примитивен — все-таки лишь первая попытка! — но все же он увеличивал в пятьдесят раз. Я не мог дождаться захода солнца, чтобы испытать его на звездном небе.
Я сверился с альманахом и выяснил, что Сатурн поздним вечером должен находиться высоко на востоке. Как только стемнело, я уже был снова на крыше, где меня ждала убогая конструкция из дерева и стекла, торчавшая между двумя дымовыми трубами. Стояла поздняя осень, но я даже не чувствовал холода, ибо небо искрилось звездами, и все они теперь принадлежали мне.
Я потратил немало времени на то, чтобы как можно точнее навести телескоп на резкость, глядя на первую звезду, оказавшуюся в поле зрения. Затем я начал искать Сатурн и быстро убедился, насколько сложно что-либо увидеть в зеркальный телескоп, смонтированный совсем не качественно. Но уже вскоре планета мелькнула в поле зрения. Я начал осторожно поворачивать телескоп во все стороны и наконец поймал ее.
Сатурн был крошечным, но великолепным. Наверное, почти минуту я не дышал, не в силах поверить собственным глазам. До сих пор я знал его лишь по картинкам, а теперь наблюдал в реальности. Он напоминал игрушку, висящую в пространстве, с кольцами, слегка наклоненными в мою сторону.
Даже теперь, через сорок лет, я помню, что тогда подумал: «Он выглядит совершенно искусственным, совсем как шарик с рождественской елки!»
Левее сияла яркая звезда, в которой я узнал Титан.
Перлман замолчал, и несколько мгновений мы наверняка думали об одном и том же. Для нас обоих Титан был не только самым большим спутником Сатурна, светящейся точкой, известной только астрономам. Он оказался безжалостно враждебным миром, где совершил посадку «Эндевор». Там, намного дальше от своих домов, чем когда-либо покоились человеческие останки, в одиноких могилах лежали трое моих товарищей.
— Не знаю, как долго я смотрел, напрягая зрение и перемещая телескоп по небу резкими скачками вслед за Сатурном, поднимающимся над городом. От Нью-Йорка меня отделяли почти два миллиарда километров, но вскоре он вновь о себе напомнил.
Я уже говорил вам про нашу гостиницу. Она принадлежала моей матери, но дела вел отец, впрочем, не лучшим образом. Этот бизнес уже много лет не приносил дохода. Мое детство было отмечено постоянными финансовыми кризисами. Я не виню отца за то, что он много пил, вероятно постоянно сходя с ума от беспокойства. А я совсем забыл, что должен был помогать портье за стойкой.
Отец искал меня по всему дому. Он был занят своими проблемами, ничего не знал о моих мечтах и нашел сына на крыше.
Папаша не являлся жестоким человеком, но не сумел понять ни того, скольких усилий и терпения стоил мне мой маленький телескоп, ни радости, которую я получил в те короткие мгновения, когда он выполнил свою задачу. Я не питаю ненависти к отцу, но до конца жизни не забуду того пронзительного звона, когда мое первое и последнее зеркало разлетелось вдребезги, — закончил Перлман.
