– Да, конечно. Присылайте…
– О, они у меня с собой.
Он извлек папку с пачкой печатных листков.
Я бегло пробежался по ним. В основном там фигурировали роса на нежных створках раковины, жемчужина, скрытая в перламутровой чаше, фавн, трепетно склонившийся, чтобы испить…
– Э… – опуская замечания литературного порядка, я сразу перешел к теме трудностей с публикацией. – Не так-то просто найти тех, кто возьмется издать подобный материал. Рынок с опаской относится к столь… – я старался нащупать подходящее слово, – специфическим вещам.
– Я с этим столкнулся! – сказал Темплтон. – Ни один лондонский издатель и обсуждать это не станет. Англичане просто не понимают такого рода вещей. Знаете, в английском даже нет слова, обозначающего этот тип женщин, которые мне нравятся.
Мы не спеша вернулись к галерее, и Темплтон великодушно презентовал мне экземпляр своих мемуаров, богато иллюстрированный разнеженными подростками. Он надписал: “Джону Бакстеру, члену клуба”.
Тем же вечером Нил Пирсон, актер и библиофил, пришел к нам на ужин. Он пролистал книгу и с недоумением прочел посвящение. Я рассказал о жалобах Темплтона на отсутствие в языке слова, определяющего тип девушек, которые ему позируют.
– Как насчет “дети”? – был ответ Нила.
30. На рынке
Рынок Алигр
информация – цветы
рыба – фрукты
деликатесы – шаланды
сыры – винтаж
вина – овощи
мясо – окраска волос
Вывеска на входе в Marché d’Aligre
Мало что сравнится с прогулкой по французскому рынку в солнечный день. Вы останавливаетесь перекинуться парой слов с продавцами, пробуете особенно аппетитные фрукты или овощи, медлите с выбором самых сочных и мясистых плодов.
Только не ждите всего этого от Алигра.
В одном путеводителе о рынке говорится с некоторым напряжением: “Особый характер этого района проявляется здесь во всей своей очевидности”. Я бы выразился жестче и конкретнее. Алигр – это зоопарк, поле боя, галдящий стадион, восточный базар. Столкновение культур. Если старый рынок Ле-Аль был “чревом Парижа”, то это – его рот, вечно разинутый, чтобы пробовать и горланить.
Сердце Алигра – старинный крытый рынок с каменными полами и постоянными лавками, где продаются сыры, мясо и рыба по ценам супермаркета. Можете идти туда, если угодно, но это значит пропустить настоящую жизнь, которая бушует на площади, где торгуют дешевой, но симпатичной одеждой, темными очками, электротоварами, носками и чулками. Имеется там и brocante , блошиный рынок с обычной мешаниной из разномастной посуды, старых журналов, коллекций безымянных фотографий и постеров, среди которых попадаются раритеты, а порой и настоящие сокровища.
Но главное – там, где продукты. Здесь много мусульман: это лучшее место в городе, где продают халяльное мясо, особенно ягнятину, курицу для медленного приготовления в тажине и тонкие североафриканские сосиски-мергезы, темно-красные от паприки и чили. Рестораторы тоже закупаются здесь, потому что четверть барашка или целый говяжий кострец будут стоить, как gigot или килограмм entrecôte у пижона-мясника в Шестом округе.
Мясники Алигра обладают мастерством, которое уже давно не в ходу у их коллег в больших городах. Они продают бараньи почки в толстом слое сала – с ним получается потрясающая выпечка – и говяжьи почки, что так хорошо тушить с горчицей и мадерой. Они умело отделят от кости мясо с лопатки ягненка, которое потом можно нафаршировать и свернуть рулетиками; вырежут entrecôte , оставив идеальное количество жирка, чтобы он смазывал мясо на гриле; ровными кружками настрогают телячью рульку специально для osso bucco , либо очистят ее от мяса для os à moelle – блюда из мозговых костей. Оно готовится без воды и масла, до тех пор, пока мозги не расплавятся в жир, и затем подается с крупной солью и тостами.
Алигр – идеальный рынок для средиземноморской и ближневосточной кухни. Здесь есть все: баклажаны, кабачки, лук, морковь, чеснок, помидоры, кориандр, базилик, мята. Правило гласит: “Сооружай пирамиду повыше и продавай подешевле”. Забудьте о покупке одного баклажана и парочки помидоров; все цены указаны за килограмм, а то и за два, и с приближением полудня, когда рынок закрывается, начинается настоящая лихорадка. “Три кило за один!” – исступленно выкрикивают продавцы в надежде распродать товар. “Дюжина за один евро!” Сумки едва не лопаются под натиском клубники, чили и молодой картошки. Выгружая продукты на кухне, вы с изумлением взираете на эти количества. Ради всего святого, что мне делать с двадцатью баклажанами или килограммом спелой вишни и зачем я купил столько кориандра? Но он же был такой дешевый…
Одно время австралийский шеф-повар Жан-Клод Брюнто держал маленький ресторанчик Bennelong прямо за углом. Я ходил на рынок вместе с ним и наблюдал, как он поглаживал баклажаны, будто девичью щечку, брал в руку персик, будто женскую грудь, засовывал пальцы в пучки петрушки, майорана и эстрагона, словно в копну волос.
– Никогда прежде не ел такой сладкой клубники, – говорил он с нескрываемым восторгом. – Сочные ананасы, зрелые бананы, спелые помидоры. Никакого гидропонного салата. Шесть видов сливочного масла – выбирай любой! Даже близко никакого маргарина. Это продуктовый рай, серьезно! Великолепные, великолепные, великолепные продукты!
31. Бульвар преступлений
Длинный бульвар, вдоль которого тянулись высокие унылые мрачные стены, затеняли свежепосаженные каштаны и освещали тусклые газовые фонари на большом расстоянии друг от друга… Метрах в пятидесяти за спиной послышался топот бегущих ног… Когда он приблизился, я помчался очертя голову. Но он настигал меня. Как загнанный зверь, я застыл под газовым фонарем, у черных стен тюрьмы.
Они выскочили из темноты – двое мужчин.
Они пробежали мимо.
Это явно были апаши; козырьки фуражек надвинуты на глаза; красные шерстяные шарфы развевались по ветру, узкие пиджаки, брюки, вздувшиеся на бедрах, и у одного из них был открытый складной нож.
Форд Мэддокс Форд
“Зеркало Франции” (1926)
Покуда Хемингуэй потягивал свой коньяк в La Coupole , а Фицджеральд кутил в Ritz , на бульварах процветало воровство. Только изнеженные intellos считают, что Париж 1920-х был беспечным и спокойным. Всего в нескольких кварталах от бульвара Монпарнас начинался совсем другой Париж, который туристы видят лишь мельком из безопасного укрытия экскурсионного автобуса и о котором читают в дешевых романах о злобных мстителях вроде Фантомаса и Жюдекса, крадущихся по парижским крышам в длинных накидках, цилиндрах и черных масках.
Американцы не обращали внимания на эту сомнительную сторону жизни Парижа. Их не интересовало, что poules поджидали клиентов у входов в большие кафе, а их mecs в открытую продавали героин и кокаин, на местном наречии chnouf , или что поножовщина и стрельба случались каждую ночь. После введения сухого закона в Соединенных Штатах тоже не слишком справлялись с разгулом криминала. Так что американцы предпочитали то, чего недоставало на родине: секс, алкоголь и искусство.
