Семья Комина, к которой принадлежали лорды графств Бьюкен и Монтейт, была старинной и по влиянию и знатности могла соперничать с семьей Брюса. Сам Джон Комин являлся главой старшей ветви дома и носил множество титулов, в том числе лорда Лохабера, Баденоха и Тайндейла. Несмотря на все ссоры с Брюсом и Ламбертоном, его патриотизм до сих пор никогда не ставился под сомнение. Но после капитуляции перед английским королем Эдуардом в 1304 году он превратился в объект нападок, и репутация его пошатнулась.
Последовавшие события ставят историков в тупик: многое не нашло объяснения еще в те времена, а многое умышленно замалчивалось. Достоверно известно лишь следующее. 10 февраля 1306 года в францисканской церкви в Дамфризе Брюс собственноручно убил соперника. Комин получил удар кинжалом прямо перед алтарем и был брошен умирать на каменном полу церкви. Как свидетельствуют некоторые источники, он умер не сразу, а был перенесен в безопасное место монахами, которые собирались перевязать его рану. Услышав об этом, Брюс вернулся в церковь, притащил Комина назад к алтарю и здесь же добил его. Когда дядя Комина попытался вмешаться, его остановил зять Брюса Кристофер Сетон.
Описание этого события, которое дал через шестьдесят девять лет Джон Барбер, единственный видный хроникер того времени и первый биограф Брюса, отличается странной расплывчатостью – странной, потому что обычно Барбер утомляет своими подробностями, точно указывая имена, даты и цифры. Рассказ о самом убийстве занимает достаточно много места, но практически ничего не говорится о его причинах. Барбер осторожно предполагает, что Брюс и Комин заключили союз против англичан, но Комин искал предлога разорвать его. Выдвигаются предположения, что встреча в церкви была случайной, а убийство не готовилось заранее, а явилось результатом вспышки ярости, последовавшей в ответ на обвинения в предательстве. Однако Барбер сам признает, что существуют и другие объяснения, хотя старательно избегает приводить их. Современные историки подтверждают, что все могло быть не так просто, но предлагаемые ими версии вряд ли можно считать удовлетворительными. Некоторые особенности убийства Комина невозможно объяснить просто нарушением договора или давней антипатией между ним и Брюсом.
Во-первых, существуют убедительные свидетельства, что убийство Комина не стало результатом неконтролируемой вспышки гнева. Наоборот, оно было тщательно продумано и, возможно, отрепетировано. Похоже, Комина намеренно заманили в церковь. Более того, он был вынужден взять с собой свиту из воинов, которые – за исключением его дяди – стояли рядом и не вмешивались.
Невозможно не обратить внимания на то, где произошло убийство. Несмотря ни на что, церковь считалась святым местом, обладающим правом убежища. Было строжайше запрещено проливать кровь в церкви, и этот запрет уважался большинством влиятельных людей той эпохи. Даже в тех редких случаях, когда убийства совершались в церкви – например, Томаса Бекета – обычно обходилось без кровопролития. То, что Брюс использовал такое «грязное» оружие, как кинжал, вновь притащил Комина к алтарю после того, как его унесли монахи, и не испытывал при этом ни сожаления, ни раскаяния, свидетельствует не просто о потере самообладания. Это был недвусмысленный и явный вызов не только англичанам, на верность которым присягнул Комин, но и Риму. Убийство Комина свидетельствовало не только об отказе подчиниться Эдуарду, но и об отказе подчиниться папе. Более того, оно несло в себе все признаки ритуального убийства – почти церемониальное умерщвление одного претендента на трон другим в святом месте в соответствии с древними языческими традициями. В те времена символический характер поступка Брюса был ясен абсолютно всем, причем мощь этого символизма затмевала сам поступок.
Реакция папы была предсказуемой: Брюса без долгих рассуждений отлучили от церкви, и это отлучение действовало более десяти лет. Однако – и это очень важно – папская булла не произвела никакого впечатления на шотландское духовенство. Ламбертон не проронил ни слова осуждения по поводу деяний своего приятеля и союзника. Никакой реакции не последовало и от епископа Глазго Уишарта, второй по значению епархии в стране, на территории которой и произошло убийство. Как бы то ни было, а оба прелата, похоже, одобряли поведение Брюса – и заранее предполагали его. Как указывает в своей работе Барроу: «Вполне логично предположить, что Уишарт заранее знал, когда будет нанесен удар».
После смерти Комина Брюс немедленно предъявил свои права на престол. Ламбертон поддержал его. Его примеру последовал Уишарт. Избавившись от соперника, Брюс поспешно направился в Глазго, где у него состоялись переговоры с Уишартом. А когда Брюс начал новую военную кампанию против англичан, оба епископа, проявив вопиющее безразличие к Риму, объявили ее истинным крестовым походом.
Получив благословение духовенства, Брюс продолжил захват замков, господствовавших над заливом Ферт-оф-Клайд, защищая таким образом маршруты снабжения своих войск из Ольстера и островов на западе. Как по сигналу, епископ извлек на свет божий спрятанные королевские одежды и знамя с гербом древнего королевского дома кельтов. Тем временем Ламбертон, который должен был находиться в Бервике вместе с английским консулом, направленным для управления Шотландией, исчез из поля зрения. Через шесть недель после смерти Комина он появился в Сконе, короновал Брюса, отслужил мессу в честь нового монарха, признал себя его вассалом и произнес клятву верности. Историки сходятся во мнении, что независимо от обстоятельств смерти Комина церемония в Сконе была подготовлена заранее.
На самом деле имели место две совершенно отдельные коронации. Первая, подробности которой почти не сохранились, была более или менее традиционной и проходила 25 марта 1306 года в церкви аббатства в Сконе. Церемонию вел Ламбертон в сопровождении Уишарта, епископа Мори Мюррея, аббатов Сконы, графов Леннокса, Монтейта, Этола и, возможно, Мара.
Вторая коронация была проведена через два дня, и в соответствии с древней кельтской традицией Брюса посадили на трон Сконы. По традиции на трон его должен был посадить самый знатный пэр страны граф Файф – на протяжении нескольких столетий эта семья выполняла эту почетную обязанность на церемонии коронации шотландских правителей. Но в это время граф Файф едва достиг совершеннолетия и находился в полном подчинении у Эдуарда Английского. Поэтому роль мальчика была поручена его сестре Изабелле, жене одного из кузенов Комина графа Бьюкена, которая для этой церемонии специально приехала из своих владений на севере Англии.
В прошлом историки рассматривали возвышение Брюса и его борьбу за независимость Шотландии исключительно с точки зрения политики, а не культуры. Поэтому кельтские аспекты в большинстве своем игнорировались, и Брюса считали типичным норманнским монархом той эпохи. «И только относительно недавно был признан вклад «кельтской» Шотландии в эту борьбу». Теперь же становится очевидным, что этот вклад являлся решающим. Брюс был типично кельтским лидером, стремящимся возродить древнее Кельтское королевство, и поэтому его кампания была не только политической, но также культурной и этнической. Так, например, когда в 1307 году Эдуард лежал на смертном одре, сторонники Брюса распространяли слухи о сбывшемся пророчестве Мерлина. В соответствии с этим предсказанием после смерти Эдуарда кельтские народы объединятся, завоюют независимость, создадут собственное королевство (предположительно на обоих берегах Ирландского моря) и будут жить в мире.
