— Вы оба умрете! — зарычал Анубис. — Патра —
воплощение Изиды, богини, которая управляет всем миром. Она правит две тысячи
лет, и ее не остановить каким-то букашкам!
— Тебе надо с кем-нибудь переспать, — участливо
заметил Кости. — Она ведь все эти годы даже не позволяла тебе
мастурбировать, верно? И несла всякую чепуху насчет чистоты своих приближенных?
Знаешь, долгое воздержание совсем покорежило твои мозги. Когда ты в последний
раз смотрел на обнаженную женщину, а? Еще до обращения Константина?
Подобное словесное истязание было не обычной тактикой для
Кости, но он решил, что стоит попробовать. Джэн, Родни и Заступ уже применяли
свои методы, все они были не слишком приятными, но Анубис или ничего не знал,
или отказывался сообщить важные сведения. Как мне показалось, язвительные
замечания Кости по поводу сексуальных отношений с Патрой были для Анубиса все
равно что рассказ какого-нибудь проповедника о плотских утехах с Девой Марией для
папы римского. Патра, безусловно, не была целомудренной женщиной, но если у нее
и случались интрижки с кем-то кроме Кости, она об этом не распространялась.
Зато повсюду объявляла о своем божественном происхождении. Многие ее люди
поклонялись ей как богине, и Анубис был из их числа.
— Ты себе это представляешь? Мои руки на теле Патры,
м-м-м… Как часто ты воображал себя рядом с ней? Не мог заснуть, планировал мое
убийство, а теперь вот узнаешь, что я, хоть и спал с ней, не получил никакого
удовольствия.
Усилия Кости не пропали даром. Глаза Анубиса уже метали
зеленые искры.
— Ты недостоин даже того, чтобы стать жертвой во славу
Патры. Она легла с тобой лишь для того, чтобы тебя приговорили к смерти, но
Менчерес и тут ее подвел. Жаль, она не позволила мне прикончить тебя той же
ночью.
Кости опять рассмеялся, но не так весело, как прежде.
— Думаешь, она была первой женщиной, которая спала со
мной в надежде погубить? Ничуть небывало. Этот прием использовали и до нее, и
много раз после. Нет, извини! Патра не потому так отвратительна в постели. Она
просто притворщица, подделка, и если ее лишить всех лживых посулов и одежды,
останется маленькая девочка, одержимая манией величия и испорченная такими
идиотами, как ты.
— Смерть уже идет за тобой! — взревел Анубис,
лишенный остатков самообладания. — Патра призвала ее, и она отыщет тебя и
поглотит, движимая неутолимым голодом.
Внезапно он замолчал. Даже не глядя на Кости, я поняла, что
он улыбается. Он выпрямился и сбросил напускное добродушие. Лицо Анубиса вновь
стало бесстрастным, но было поздно. Он проговорился, и отлично это понимал.
— А теперь, дружок, — сказал Кости, подойдя к
Анубису и с обманчивой легкостью касаясь пальцем его лица, — расскажи, что
бы это значило.
— Будем открывать шампанское или подождем, чтобы обрызгать
им парней? — спросила Дениз.
Мы собрались в гостиной — огромной помпезной комнате,
отделанной в восточном стиле, с обилием позолоты и антикварной мебели.
Массивный стол, казалось, был вырезан из цельного ствола дерева. Еда и тяжелые
серебряные столовые приборы соответствовали этой роскоши, но никто почти ничего
не ел. Я перестала барабанить пальцами по полированной столешнице и подняла
голову:
— Что? А, да, стреляй пробкой. Они еще не скоро придут.
Тому, что я осталась здесь, а не пошла в подвал, способствовали
две причины. Во-первых, я не хотела в праздничный вечер оставлять маму и Дениз
в окружении незнакомцев, и, во-вторых, хоть Кости и не просил меня уйти, я
знала, что мое присутствие нежелательно. Как только стало известно, что Анубис
изображает неведение, было решено действовать без церемоний. Мне не нравилось,
что Кости по-прежнему опасался, как бы я не изменила свое отношение к нему, но
я не хотела мешать. Тем более сейчас, когда наши жизни зависели от того, как
быстро он сумеет вытянуть из Анубиса всю информацию.
Дениз разлила шампанское.
— Этот дом великолепен! — воскликнула она. —
А какие запасы! Вы видели, сколько здесь бренди? Если мы останемся надолго, мне
понадобится запасная печень!
При виде такого энтузиазма я невольно улыбнулась, хотя и
немного грустно: она не знала, какие ужасные вещи в этот момент творятся внизу.
Но если достаточно долго прожить среди вампиров, можно многое узнать. Здесь
царит не только веселье, подогретое отличными винами.
— Забудь о печенке, — сказала я Дениз. — До
полуночи осталось всего два часа, так что мы можем начинать праздновать. Зеро
сказал, что они достигли прогресса, хотя и не пояснил, что под этим
подразумевается.
Пока Кости, Менчерес, Заступ, Влад, Родни и Джэн оставались
в подвале, Тик-Ток и Зеро присоединились к нам на правах охраны. Стоило
кому-нибудь споткнуться, они тотчас бросались на помощь.
— Снегопад закончился, — промолвила моя
мать. — Теперь, по крайней мере, можно что-то увидеть за окнами. Не могу
дождаться, когда смогу покинуть это пустынное место!
Ну вот, началось. Некоторые новогодние пожелания никогда не
сбываются.
Я вздохнула:
— Если тебе не нравится общество здешних вампиров и
вурдалаков, подумай, насколько хуже было бы оказаться в окружении вампиров
Патры.
— Я — не ребенок, Кэтрин! — со своей обычной
резкостью заявила мать. — Не смей разговаривать со мной в таком тоне!
Сказывалось напряжение последних дней, хотя мне было
известно о ситуации больше, чем остальным.
— Ты — не ребенок? Это новость, если учесть, что ты
вела себя по-детски с самого моего рождения.
Мой резкий ответ шокировал Дениз. Она едва не поперхнулась
шампанским и откинулась на спинку стула, чтобы видеть нас обеих.
— Ну, все! — разъярилась мать. — Я ухожу!
И почему я не могу придержать язык? Я обреченно вздохнула и
пошла вслед за матерью, уже надевавшей пальто у входной двери.
— Мама, одумайся. На улице шесть градусов ниже нуля, ты
замерзнешь насмерть. Да и куда ты пойдешь?
— С меня хватит! — огрызнулась она. — Иди
туда, делай это, стой смирно, слабая смертная! Детские фокусы! Надоело, что мне
все указывают, будто я в чем-то виновата!
Не прерывая гневной тирады, она толкнула дверь и выскочила
наружу. Я не пыталась ее остановить. Во-первых, не хотела применять силу, а
во-вторых, наши разногласия лучше обсуждать с глазу на глаз. Гостиная вряд ли
подходит для семейной ссоры.
— Мама; ты не права. — Я старалась не обращать
внимания на пронизывающий ветер. Пальто осталось в доме, и холод быстро
проникал под тонкий свитер и брюки. — Хочешь знать, бываешь ли ты
невыносимой? Да. Хочу ли я от тебя избавиться? Конечно, нет. А теперь пойдем
обратно, в дом. Здесь чертовски холодно.
— Я пойду до первого дома, улицы или городка, —
бросила она, ничуть не смягчаясь.
Мы дошли до границы леса. Вокруг под неясным светом луны
снег блестел серебром. Дыхание срывалось с губ клубами пара.
