— Если я хоть в чем-то нарушу слово, кровь станет
расплатой за предательство.
В завершение церемонии мы подняли соединенные руки, и моя
рана быстро затянулась при контакте с кровью вампира, оставив ощущение легкого
покалывания. Обряд выполнен, можно уходить.
Но оказалось, что это не все.
— Я отказываюсь признавать полукровку главой рода и
требую свободы от ее власти!
— Томас, мерзкий выскочка! — Заступ покинул свое
место у края сцены и вышел вперед. — Если бы Криспин был здесь, он бы
вырвал твой хребет и им же избил тебя. Как его лучший друг, я сам сделаю это.
По правде говоря, меня такой поворот событий ничуть не
удивил. Любой вампир на официальном собрании может потребовать для себя
независимости. Если глава рода отнесется к этому благосклонно или есть предварительная
договоренность, он может удовлетворить его просьбу без борьбы. Если же нет…
— Даже не думай, Заступ! — вмешалась я. —
Кости одобрил бы твой порыв, я тоже. Но вызов брошен мне, и я его принимаю.
— Кэт… — Заступ сжал мои плечи и заговорил тише: —
Ты несколько дней почти не спала, не ела и не пила, а лишь тренировалась. Если
не я, то пусть Менчерес примет вызов. На примере этого негодяя он покажет всем,
насколько неблагоразумен его поступок.
— Ты прав. — Заступ немного расслабился, но Кости
не купился бы на это. — Этот подонок должен послужить примером, но урок
ему преподам я. Иначе роду Кости грозят постоянные внутренние проблемы. Томас!
Я оттолкнула Заступа и шагнула к краю сцены.
— Твой вызов принят. Если желаешь получить
свободу… — я сжала кулаки и покрутила головой, — выходи и получи ее!
Томас одним точным прыжком взлетел на сцену. Остальные
вампиры расступились. Менчерес взмахом руки пресек протесты Заступа. Я почти
улыбнулась — это лучшее лекарство от моей боли.
— Как ты хочешь умереть? — почти скучающим тоном
спросила я. — Ты ведь знаешь, что это произойдет. Выбирай: мечи, кинжалы,
палицы или рукопашная?
Томас был примерно одного роста со мной, голубоглазый, с
рыжевато-каштановыми вьющимися волосами. Его аура свидетельствовала о немалой
силе — явно не подросток в мире неумерших.
— Из уважения к своему прародителю я убью тебя
быстро, — ответил он с легким ирландским акцентом.
Я громко рассмеялась. Своими пухлыми щеками и небольшим
ростом Томас напомнил мне эльфа с коробки кукурузных хлопьев, которыми я
завтракала в детстве. Даже захотелось спеть ему песенку, напечатанную на
упаковке. Жаль, что он не в зеленом костюме, — сходство было бы полным.
— Если бы ты уважал Кости, не стал бы требовать свободу
во время войны, — прошипела я. — В нынешних условиях твоя просьба не
совсем уместна.
— Ему не повезло, что он увлекся такой шлюхой, —
заявил Томас, выбирая кинжал (у меня на поясе висело достаточно ножей). —
Это ты подтолкнула его к неразумной и пустой войне!
Вампиры, стоявшие на сцене, разразились громкими
проклятьями, а меня охватила холодная ярость. Пытаешься нанести удар ниже
пояса? Ладно!
Я вскрикнула и пригнулась, будто готовилась к прыжку. Томас
в тот же миг рванул вперед. Как только он оказался прямо передо мной, а его
кинжал — в миллиметре от моей груди, я отклонилась в сторону и своим кинжалом
нанесла удар в живот. В следующую секунду второе серебряное лезвие пронзило ему
сердце. Схватка длилась не больше пары секунд.
— Проклятый тупица! Наверное, ты не слушал Кости, когда
он учил не обращать внимания на блеф.
С кинжалом в сердце Томас замер, словно окаменел. Я
наклонилась и зашептала ему в самое ухо.
— Передай Кости от меня привет, — сказала я,
поворачивая лезвие. — Ты еще пожалеешь о своей выходке, когда он за тебя
возьмется.
Начавшее усыхать тело Томаса я спихнула ногой со сцены, и
оно упало в оркестровую яму. Потом заткнула кинжалы за пояс, даже не
потрудившись вытереть с них кровь.
В дальнем конце зала послышался какой-то шум. Хлопнули
открывшиеся двери. Я подняла голову, и в этот момент Менчерес схватил меня за
руку.
— Кэт, мне очень жаль, но я понятия не имел, что она на
это решится, — сердито произнес он. — Ты не можешь на нее напасть на
официальном собрании, это противоречит нашим законам. Нарушение грозит смертью
всем нам.
Его слова развеяли мое замешательство, вызванное появлением
в театре еще пятерых вампиров. Поначалу я решила, что кто-то опоздал. Однако
разорвавший тишину ненавистный смех все объяснил. Я узнала этот смех, он жег
меня раскаленным железом.
— Менчерес, муж мой, ты не хочешь поздороваться?
Мои побелевшие пальцы так сжали руку Менчереса, что его
кости хрустнули, но мгновенно срослись. Патра, скользя между рядами с грацией
змеи, обращалась к нему, но ее глаза были прикованы ко мне.
Патра не носила гладкую египетскую прическу, которая стала
популярной после фильма о Нефертити. В ее свободно распущенных длинных черных
волосах поблескивали золотые нити. Брови оказались не такими густыми, как
предполагали в Голливуде, а совсем тонкими. Как и она сама. Ее фигуру скорее можно
было назвать атлетической, нежели пышной. И кожа этой женщины была бледной,
хотя и темнее моей. Почти медового оттенка. Нос несколько длиннее, чем
требовали современные каноны моды, но он не портил ее лицо. Патра бесспорно
была красива.
— Почему?
Я задала вопрос, не сводя глаз с Патры. Все мое существо
напряглось до предела. В голове билась одна мысль: убить!
— Таковы наши законы. В качестве моей жены она имеет
право присутствовать на любом собрании, но не может нападать. Мы тоже не должны
причинять ей вреда. Она решила тебя спровоцировать, не позволяй ей так легко
одержать победу.
О да, она меня провоцировала! Я испытывала непреодолимое
желание разорвать ее в клочья и носить ее кровь вместо одежды.
— Привет, стерва!
Она рассмеялась, вкрадчиво мурлыча:
— Так это и есть полукровка? Наслышана. — Ее глаза
опасно блеснули. — Ты хорошо спала в последнее время?
Одна часть мозга удивлялась моей выдержке. Вторая вдруг
наполнилась смехом — веселым и беззаботным, совершенно не к месту и не ко
времени.
— Патра! Это все, на что ты способна? Как скучно!
Не знаю, чего она ожидала, но только не этого. Черт, я и
сама себе удивилась.
Патре не понравилось, что над ней смеются. Об этом
красноречиво свидетельствовало разгневанное выражение ее лица.
— Я не так глупа, как ты думаешь, — продолжала
я. — А теперь заткнись или проваливай, потому что ты нам мешаешь. На этот
счет тоже установлены законы.
— Не волнуйся, уйду, — с презрительной улыбкой
ответила Патра. — Я увидела все, что хотела. Ты — ничтожество, скоро о
тебе не останется даже воспоминаний. Но прежде тебе будет полезно узнать,
почему ты оказалась втянута в эту войну. Держу пари, мой муж ничего не говорил.
Верно?
