Я стиснула зубы, услышав, как Эллис монотонно перечисляет
необычные инструкции по моему устранению: стрелять только в голову, не менее
трех выстрелов и с расстояния минимум сто ярдов, никаких взрывов в машине,
ядов, рукопашных схваток и контактов вблизи моей машины или дома. Эллис не
знал, что я такое. Зато его наниматели явно имели представление — условия были
слишком продуманны для случайных.
Я исписала более дюжины банкнот; пальцы на крошечной ручке
сводило. Однако, учитывая альтернативу, жаловаться не приходилось. Наконец
Кости откинулся на пятки и спросил, есть ли еще что-то, о чем Эллис не
упомянул.
— В последнем е-мэйле клиент выражал беспокойство и
передвигал сроки. Писал, что новые обстоятельства требуют немедленного
результата. Оплата повышалась на двадцать процентов, если работа будет
выполнена сегодня. Я проследил от дома до ресторана — в сумятице легче
скрыться.
Мудак!
Кто-то срочно хотел моей смерти и знал, где я живу. А таких
людей было немного. Меня охватило неприятное чувство.
Я и не ожидала, что мы сдадим его полиции. Однако скорость,
с которой Кости притянул Эллиса к себе и впился ему в глотку, поразила. Я не в
первый раз видела смерть от клыка, но впервые не пыталась вмешаться, а просто
смотрела. Пульс у Эллиса сперва зачастил, потом замедлился и наконец замер.
— Это больно? — холодно поинтересовалась я, когда
Кости выпустил труп, позволив ему упасть на землю.
Он вытер губы.
— Далеко не так больно, как он заслуживал, но у меня
нет времени.
Мягким движением, словно ласкал младенца, Кости провел
пальцем вдоль царапины у меня на виске — пуля прошла вскользь.
— Проклятие, я чуть не потерял тебя, — прошептал
он. — Я бы этого не вынес, Котенок.
Он крепко прижал меня к себе, и тут прорвалась замедленная
реакция на страх смерти. Конечно, меня и прежде пытались убить. И не раз. Но
выстрел издалека казался таким… подлым. Я задрожала.
— Замерзла? Дать мою куртку? — Он стал
раздеваться, но я его остановила:
— Ты — теплый. Я никогда не чувствовала тебя таким
теплым.
Причина повышения его температуры лежала в десяти футах от
нас, но мне было все равно. Я обнимала его и упивалась непривычным теплом.
Потом дернула ворот рубахи, срывая пуговицы, чтобы щекой ощутить тепло его
кожи.
— Не надо, Котенок, — напряженно проговорил
Кости. — Мне и без того трудно сдерживаться.
А я и не хотела, чтобы он сдерживался. В ресторане я была в
наносекунде от царствия небесного. Однако же вот она — я, живая, невредимая, и
не хочу больше тратить даром ни мгновения.
Я поцеловала его в ключицу, пожертвовав еще одной пуговицей,
чтобы до нее добраться. Руки Кости напряглись у меня за спиной. Волны
сдержанной силы, исходившие от него, возбуждали меня. Его кожа под моими губами
словно скрывала электрическое напряжение, молившее о свободе. Мой язык
выстрелил наружу, проник ниже по его груди вдоль жесткой грудины. Кости резко
задрал мне голову и припал к моим губам. На его губах сохранился металлический
привкус, но я не чувствовала отвращения. Нет, я целовала его, словно задумала
съесть; всасывала язык, раздирала на нем рубашку. Кости подхватил меня на руки
и быстро прошел в конец автостоянки, туда, где тень была гуще. Что-то твердое и
корявое коснулось моей спины, но я не обернулась посмотреть, что именно, была
слишком занята: гладила его теплую кожу под разорванной рубашкой. Один рывок —
и платье у меня на груди разорвано. Губы Кости оставили горячий след от шеи к
груди, его клыки царапали кожу, наполняя меня блаженством. Сдавленный стон
вырвался у меня, когда он стянул вниз мой лифчик и втянул губами сосок. Желание
сильно, почти до боли билось во мне.
Я протиснула руку между нашими плотно сомкнувшимися телами.
У меня было единственное желание — сорвать с него штаны. Потом растаяли
последние мысли — его пальцы скользнули под одежду и проникли в меня. Я так
прогнулась назад, что ударилась головой о неизвестный предмет, на который
опиралась спиной. Из меня рвались хриплые крики желания. Мое лоно сводило
наслаждением при каждом новом толчке, острота ощущений нарастала — пока его
рука не исчезла, оставив меня с влагой и болью.
— Я не могу ждать, — яростно пробормотал Кости.
Если бы голос не отказался мне служить, я бы немедленно
согласилась. Но моя способность издавать звуки целиком ушла на стоны от
невероятного ощущения, вызванного его пальцами. Кости шевельнулся, я опять
услышала, как рвется ткань, и вот он ворвался в меня, в самую глубину. В тот же
миг его губы захватили мои, заглушив вопль экстаза, когда меня наполнила его
твердая плоть. Потом пришла сладчайшая боль, когда он начал ритмично, почти
грубо двигаться во мне. В моем мозгу звучал повторяющийся быстрый напев:
«Сильней-чаще-еще-да!» Больше я ни о чем не могла думать, вцепившись ногтями
ему в спину в отчаянном желании прижаться еще крепче. Мои бедра лежали на руках
Кости, крепко удерживавших меня, между тем как нечто твердое у меня за спиной
раскачивалось вместе с нами. Его поцелуи, моя хватка и эта неизвестная подпорка
вместе едва давали мне вздохнуть, но было не до того. Ничто не имело значения,
кроме нарастающей страсти, от которой мои нервные окончания бешено сжимались и
извивались.
— Еще, еще, — вскрикивала я, но с губ, накрытых
его губами, срывался только невнятный вопль.
Кости, как видно, сумел перевести, потому что задвигался еще
быстрее, так что я уже не понимала, в сознании ли еще. Спазмы начали сотрясать
меня, прорываясь изнутри наружу, от невыносимого блаженства тело сводили
судороги. Я едва расслышала стон Кости сквозь грохот своего сердца и миг спустя
ощутила в себе влагу его семени.
Заговорить я смогла только через несколько минут:
— Меня что-то колет… в спину.
Я еще задыхалась. А Кости, конечно, нет — он вообще не
нуждался в дыхании. Он отодвинул меня и взглянул на то, что мне мешало:
— Ветка.
Теперь и я оглянулась. Да, дерево. И прямо к нам протянулась
основательно помятая ветка.
Мои ноги соскользнули с пояса Кости, и я вновь вернулась на
землю. Осмотрела свое платье — погибло безвозвратно! Не мне жаловаться — от
рубашки Кости вообще остались одни лохмотья. Потом я запоздало оглядела
стоянку, проверяя, не устроили ли мы кому-нибудь бесплатное шоу. Слава богу,
никого! Хорошо, что стоянка рано закрывалась и Кости выбрал дерево на
неосвещенной стороне.
— Хоть немного утолила многолетний голод, —
пробормотала я, все еще упиваясь остатками звона в теле.
Кости целовал меня в шею. При этих словах он остановился.
— Многолетний? — тихо переспросил он.
Я почему-то вдруг смутилась. После такого стесняться уже
нечего, но вот, поди же. Одно дело — рисковать, что тебя застанут со спущенными
штанами (буквально) в общественном месте в самый интересный момент. И совсем
другое — когда тебя ловят на целибате.
