Мне пришлось отводить взгляд: слова о том, что он меня не
забыл, ударили в сердце как обитый бархатом молот. Я почти не заметила
оскорбления в адрес Ноя.
— Все равно, — заговорила я, наконец, — у нас
с тобой ничего не выйдет, Кости. Ты останешься самим собой, и я не буду
меняться.
— Ответь мне на один вопрос, Котенок. Когда мы с тобой
вдвоем и больше никого вокруг, тебя тревожит, что я не человек? Я знаю, что
думают другие: твоя мать, сослуживцы и друзья. Но лично для тебя важна моя
вампирская сущность?
Действительно, я никогда не задумывалась над этим вопросом.
Всегда имелись другие заботы. Но сейчас я ответила без колебаний:
— Нет. Мне не важно.
Он на секунду прикрыл глаза. Потом они вновь открылись и
ярко сверкнули.
— Я знаю, ты оставила меня, чтобы защитить, потому что
решила, что я не справлюсь с возникшими препятствиями. И попыталась жить своей
жизнью, поверив, будто нам нельзя оставаться вместе. А я не мог жить без тебя,
так как знал, что шанс есть! Я искал тебя с того дня, как ты оставила меня,
Котенок, и не могу больше находиться вдалеке. Ты попробовала сделать по-своему,
теперь позволь и мне.
— О чем ты говоришь?
— О том, чтобы довериться мне, как следовало сделать
четыре с лишним года назад. Я достаточно силен, чтобы управиться со всем, что
швырнут в меня твоя мама или коллеги по работе. Ты любишь меня, и я не
собираюсь тебя отдавать. Мы справимся со всем, что против нас. Позволь рискнуть.
Ох, если бы все было так просто!
— Даже если забыть о моей работе и моей маме, мы все
равно обречены, Кости. Ты — вампир. Я не солгала, сказав, что мне все равно. Но
не тебе! Что ты будешь делать, когда я состарюсь: подавать мне мазь от артрита?
Ты захочешь, чтобы я изменилась, а потом обидишься на мой отказ, и это нас
погубит.
Он, не мигая, уставился на меня:
— Для протокола: я никогда не заставлю тебя
превращаться в вампира. Ни уговорами, ни убеждениями, ни обманом, ни хитростью.
Это ясно?
— Значит, тебя устроит мое превращение в морщинистую,
седую и дряхлую старуху и последующая смерть? — колко спросила я. —
Ты это хочешь сказать?
Что-то похожее на жалость мелькнуло в его глазах.
— Котенок, сядь.
— Нет. — У меня по спине пробежал озноб. Что бы ни
заставило его вдруг проникнуться ко мне сочувствием, дело наверняка плохо.
Лучше выслушать стоя. — Говори. Чего я не знаю? Я что, умираю или как?
Это бы объяснило, почему он не говорил о моей старости.
Кости поднялся и встал передо мной:
— Ты когда-нибудь задумывалась, сколько проживешь? Хотя
бы раз?
— Нет. — Я с горечью рассмеялась. — Считала,
что при моей работе погибну довольно рано.
— А если нет? — продолжал он. — Ты наполовину
вампир: никогда не болеешь, не боишься опасных для людей эпидемий, мгновенно
заживляешь раны. Даже яд или наркотик действуют на тебя лишь в огромных дозах.
И почему ты решила, что проживешь не дольше обычного?
Я открыла рот, чтобы возразить… и не нашла ответа. Как в тот
вечер, когда мать объяснила мне, что я такое. Тогда впервые появилось недоверие
к самой себе.
— Ты хочешь меня запутать. У меня бьется сердце, я
дышу, у меня бывают месячные, я брею ноги… Я — живая! У меня даже детство было!
— Однажды ты мне рассказала, что твои отличия стали
намного заметнее в переходном возрасте. Вероятно, гормональный взрыв, который
часто проявляет у людей врожденные дефекты, в тебе усилил черты носферату. С
тех пор они возрастали. Из-за пульса и дыхания тебя легче убить, но ты не
человек. И никогда им не была! Ты просто подражаешь людям лучше, чем вампиры.
— Лжец! — выкрикнула я.
Он не дрогнул.
— С тех пор как ты меня покинула, твоя кожа не
состарилась ни на один день: ни морщинки, ни складочки. Конечно, тебе всего
двадцать семь, и большинство признаков должны проявиться позже. Но тем не
менее. Происходят перемены в порах, в текстуре… — Он провел пальцем по
моей щеке, подчеркивая сказанное. — Однако их нет. И еще кровь.
У меня в голове помутилось.
— Какая кровь?
— Моя. У меня не было случая сказать тебе, потому что
ты сбежала. Пусть в общей картине это мало меняет. Однако в ту ночь, когда мы
спасали твою маму, ты пила мою кровь. Не несколько капель для лечения, а добрых
две пинты. Это способно добавить все пятьдесят лет к обычной человеческой
жизни. А тебе — кто знает? Возможно, и вдвое больше.
Я занесла руку, но он перехватил ее, удержав меня от
пощечины.
— Ублюдок! Ты мне этого не говорил! Не предупредил
меня!
— Разве это повлияло бы на твое решение? Ты думала, мы
оба погибнем в ту ночь, не говоря о том, что пошла бы на все ради спасения
матери. К тому же ты и так могла прожить не меньше моего. Не верь мне на слово.
Повидай своего босса. Посмотри ему в глаза и спроси о том, что ему известно. За
эти годы у тебя взяли столько анализов, что я абсолютно уверен — он знает. Вот
почему мне не придется настаивать, чтобы ты стала вампиром. Твои смешанные гены
плюс периодическое питание моей кровью — и ты проживешь, сколько пожелаешь. Как
я.
Этого не могло быть. Казалось, стены рушатся мне на голову.
Хотелось одного — скрыться от правды и побыть одной, даже без Кости. Особенно
без Кости!
Я молча пошла к двери, но он загородил мне дорогу:
— Куда это ты собралась?
Я оттолкнула его:
— Хочу уйти. Не могу тебя видеть.
Он не уступал:
— Сейчас ты не сможешь вести машину.
Я горько рассмеялась:
— Почему бы тебе тогда не вскрыть для меня вену? Еще
пятьдесят лет, верно?
Кости потянулся ко мне, но я отпрянула:
— Не тронь!
Я знала, что эта вспышка гнева была бессмысленной, вошедшее
в поговорку желание пристрелить гонца с дурными вестями и все такое. Но это
оказалось сильнее меня.
Кости опустил руки:
— Куда ты хочешь? Я тебя отвезу.
— Отвези домой.
Он открыл передо мной дверь:
— После вас.
Кости высадил меня возле дома и обещал навестить на
следующий день. Я в ответ промолчала, слишком взволнованная нахлынувшими
чувствами. Мне и без того было о чем подумать.
Войдя, я сразу позвонила Дону и сказала, что со мной все в
порядке. Как и следовало ожидать, на автоответчике накопилось множество
сообщений от него и Тэйта. Их тревога была оправданна: я позвонила несколько
часов назад и сообщила, что гонюсь за вампиром, а потом пропала.
