Услышав стук в дверь, я удивленно взглянула на часы. Всего
пятнадцать минут после заказа. Вот это срочность!
Кости любезно собрался встать сам, но я схватила халат и
остановила его.
— Побудь здесь. Все равно ты ее есть не будешь.
Его губ коснулась улыбка. Он мог есть твердую пищу и
проделывал это при мне, но большого удовольствия от нее не получал. Как-то он
объяснил, что ест в основном ради того, чтобы не выделяться из толпы.
Я открыла входную дверь — и тут же захлопнула ее, вскрикнув:
— Господи Иисусе!
Кости в мгновение ока оказался рядом — по-прежнему голый,
зато с ножом в руке. При виде его я снова вскрикнула, а в дверь раздраженно
застучали:
— Кэтрин, в чем дело? Открой сейчас же!
Я впала в дикую безумную панику.
— Это моя мать, — прошипела я, как будто Кости сам
не догадывался. — Срань господня! Тебе надо спрятаться!
Я чуть ли не впихнула его в спальню, вопя:
— Я сейчас, я… я не одета!
Он подчинился, но без тени моей паники.
— Котенок, ты ей так и не рассказала? Господи, сколько
можно тянуть?
— До второго пришествия, — огрызнулась я. — И
ни минутой раньше. Сюда, в шкаф.
В дверь стучали все громче:
— Что ты там копаешься?
— Уже иду! — заорала я. И Кости, сердито
пялившемуся на меня: — Потом поговорим. Сиди здесь — и ни звука, я ее сплавлю,
как только смогу.
Не дожидаясь ответа, я захлопнула дверцу шкафа и заметалась,
запихивая под кровать его одежду и ботинки. Господи, ключи он на столе не
оставил? И на что еще она может наткнуться?
— Кэтрин! — Это прозвучало как: «Последний раз
повторяю!»
— Иду!
Я подлетела к двери и распахнула ее с широкой неискренней
улыбкой.
— Вот это сюрприз, мама!
Она, немало раздосадованная, оттолкнула меня с дороги.
— Я заглянула повидаться, а ты хлопаешь дверью у меня
перед носом? Что это с тобой?
Я ломала голову, подыскивая оправдания.
— Мигрень! — осенило меня, и только радостно
выпалив это, я сообразила понизить голос и жалобно сморщиться. — Ох, мам,
я рада тебя видеть, только время ужасно неудачное.
Она изумленно оглядывала мои апартаменты. Ого! Как бы
объяснить?…
— Твоя квартира! — Она картинным жестом обвела
волшебно преобразившуюся комнатушку. — Кэтрин, откуда ты взяла на все это
деньги?
Впервые увидев мою квартиру, Кости решительно заявил, что
намерен прикончить хозяина, который смеет за такое еще и денег требовать.
Хозяин остался жив, хотя я подозревала, что Кости не совсем шутил, зато
обстановка у меня теперь была на славу. «Все это» подразумевало диван, который
он купил, заявив, что не желает сидеть на полу, телевизор — под предлогом, что
мне нужно смотреть новости, в которых может мелькнуть что-то полезное,
компьютер — под сходным предлогом, кофейный столик, приставной столик, бытовую
технику, — а к тому времени я уже перестала сопротивляться.
— Кредитная карта, — немедленно отозвалась
я. — Их всем выдают.
Она недовольно нахмурилась:
— Это до добра не доведет.
Я готова была расхохотаться как безумная. Знала бы она,
откуда все это на самом деле, сразу забыла бы об опасности высоких процентных
ставок.
— Мам, я, правда, очень рада тебя видеть, только…
Она остолбенело уставилась через мое плечо в спальню. У меня
озноб пробежал по спине. Я не смела оглянуться. Неужто Кости не послушался и
вылез из шкафа?
— Кэтрин, еще и новая кровать?
Я чуть не упала от облегчения.
— На распродаже нашла.
Она потянулась пощупать мне лоб.
— Жара нет.
— Поверь мне, — ничуть не кривя душой, проговорила
я, — меня вот-вот вырвет.
— Ну, — она, слегка насупившись, снова осмотрела
всю квартиру и пожала плечами, — в следующий раз позвоню. Я думала сводить
тебя поужинать, но… кстати, купить тебе что-нибудь?
— Нет! — Это прозвучало слишком страстно. Я
снизила тон. — То есть спасибо, но аппетита нет. Я тебе завтра позвоню.
Я развернула ее к двери гораздо мягче, чем Кости. Она только
вздохнула, глядя на меня:
— Головная боль действует на тебя очень странно,
Кэтрин.
Закрыв дверь, я буквально припала к ней ухом, чтобы
проверить, уходит ли мама. Паранойя заставила меня подозревать, что она
притаилась за дверью, а в самый неподходящий момент ворвется внутрь и застанет
меня с любовником-вампиром.
Я обернулась на шум. Кости стоял в дверях спальни, полностью
одетый. Я выдавила дрожащий фальшивый смешок без капли юмора.
— Чуть не попались…
Он смотрел на меня. На его лице уже не было злости, и
пожалуй, от этого я и забеспокоилась. Злость я бы пережила.
— Я не могу больше видеть, что ты с собой делаешь.
Я настороженно изучала его лицо.
— Что я делаю?
— Продолжаешь казнить себя за грехи отца, — ровным
голосом ответил он. — До каких пор ты намерена за них расплачиваться?
Сколько вампиров ты должна убить, чтобы не считать себя в долгу перед мамочкой?
Я мало встречал людей отважней тебя, а собственной матери ты боишься до смерти.
Как ты не понимаешь? Это ты не меня спрятала в шкафу — сама туда спряталась.
— Тебе легко говорить, твоя-то мама умерла! — Я
бессильно опустилась на диван. — Тебе не приходится гадать, не
возненавидит ли она тебя из-за того, с кем ты спишь, и увидишь ли ты ее еще
хоть раз, если скажешь правду! Что мне, по-твоему, делать? Рискнуть отношениями
с единственным на свете человеком, которого я любила? Ей хватит одного взгляда
на тебя, она, кроме клыков, ничего не увидит! Она никогда меня не простит, как
ты не понимаешь?
На последних словах голос у меня сорвался, и я обхватила
голову руками. Замечательно. Вот теперь настоящая мигрень.
— Ты права, моя мама умерла. Я никогда не узнаю, как бы
она отнеслась к тому, каким я стал. Гордилась бы мной… или презирала бы за мой
выбор. Но все равно, скажу тебе честно: будь она жива, я бы ей показался. Как
есть. Она этого заслуживала — и, если начистоту, я тоже. Но речь не обо мне.
Слушай, я не требую познакомить меня с твоей мамой. Я говорю о том, что рано
или поздно тебе придется примириться с собой. Ты не можешь изгнать из себя
вампира и не должна постоянно винить себя за это. Тебе надо разобраться, кто ты
такая и чего хочешь, и не извиняться за это. Ни передо мной, ни перед своей
мамой, ни перед кем бы то ни было.
