Красный карри вдруг показался мне совершенно безвкусным.
Чувствуя, как отчаянно колотится мое сердце, я стала искать ее взгляд, моля
Бога о том, чтобы в ответ на меня посмотрела просто Айви, а не вампирша. Глаза
се по-прежнему оставались карими, но в них что-то такое было. Что-то очень
древнее, чего я совершенно не понимала. В животе у меня все сжалось, и я
внезапно потеряла всякую уверенность в себе.
— Не бойся упырей вроде Денона, — прошептала Айви. Ее словам
вроде бы полагалось меня успокоить, но вместо этого кожа моя натянулась, а
волоски на ней встали Торчком. — Бояться следует тварей куда более опасных.
«Вроде тебя?» — подумала я, но вслух этого не сказала. От
вдруг повеявшей от Айви атмосферы скрытой Хищницы в голове у меня отчаянно
затрезвонила тревожная сигнализация. Я подумала, что мне следует встать и уйти.
Убрать свою тощую ведьмину задницу на кухню, Где ей и место. Но тут Айви взяла
со столика свой обед и откинулась на спинку кресла, а мне не хотелось дать
ей понять, что она до смерти меня пугает. Не то чтобы раньше
не видела, как Айви проявляет свои вампирские замашки. Но только не за полночь.
И не в ее гостиной, когда мы были наедине.
— Тварей вроде твоей матушки? — спросила я, надеясь, что я
не слишком далеко захожу.
— Да, тварей вроде моей матушки, — выдохнула лини. — Вот
почему я живу в церкви.
Тут мои мысли вернулись к крошечному крестику на моем новом
браслете. Я никогда не уставала поражаться тому, как такая малость может
остановить силу столь могущественную. Впрочем, живого вампира крестик никак бы
не остановил— только немертвяка. Но я пользовалась всеми :
защитными средствами, какие мне только были доступны.
Айви пристроила каблуки своих высоких ботинок на краю
кофейного столика.
— Моя матушка уже около десяти лет была настоящей
немертвячкой, — сказала она, пробуждая меня от мрачных мыслей. — Терпеть этого
не могу.
Нешуточно удивленная, я не смогла не спросить, почему.
Айви каким-то неловким, нехарактерным для себя жестом
отставила в сторону свой обед. На лицо ее наползла пугающая опустошенность, и
она опять стала избегать моего взгляда.
— Мне было восемнадцать лет, когда умерла моя матушка, —
прошептала Айви. Голос ее казался каким-то далеким, словно она даже не
сознавала, что говорит.
— Пойми, Рэчел, она что-то такое утратила. Когда ты больше
не можешь ходить под солнцем, ты теряешь что-то настолько неопределенное, что
даже не можешь с уверенностью сказать, что именно. Но из матушки это ушло. Все
выглядит так, словно она следует некоему образчику поведения, но не может
вспомнить, почему. Матушка по-прежнему меня любит, но уже не помнит, почему она
меня любит. Единственное, что хоть как-то ее оживляет, это очередной забор
крови, и она на этот счет чертовски жестока. Когда она насыщается, я почти могу
разглядеть мою матушку в том, что от нее осталось. Но долго это не длится. Ей
почти всегда не хватает.
Тут Айви исподлобья на меня глянула.
— Ведь у тебя есть распятие, верно?
— Вот здесь, — с натужной веселостью отозвалась я. Я не
должна была дать ей понять, что она жутко меня нервирует. Не должна. Подняв
руку, я слегка потрясла ею, позволяя рукаву халата упасть до локтя и обнажить
мой новый браслет с амулетами.
Айви опустила сапожки на пол. Я было расслабилась от ее не
столь вызывающей позы, но она вдруг стала подаваться вперед над кофейным
столиком. Затем рука Айви с нереальной стремительностью метнулась вперед,
хватая меня за запястье раньше, чем я осознала об этом движении.
Я застыла, предельно четко ощущая тепло ее пальцев. Пока я
боролась с сильнейшим желанием выдернуть руку, Айви внимательно изучала
металлический амулет с деревянной инкрустацией.
— Он благословлен? — спросила она.
Похолодев лицом, я кивнула, и Айви меня отпустила, со
зловещей медлительностью отодвигаясь назад. Казалось, я по-прежнему чувствую на
себе закабаляющую твердость ее хватки, которая бы резко усилилась, попытайся я
выдернуть руку.
— Мой тоже, — сказала Айви, вытаскивая из-под рубашки крест.
Вновь пораженная ее распятием, я отставила в сторону свой
обед и подалась вперед. Я не смогла удержаться и протянула руку к кресту.
Превосходно обработанное серебро буквально просило, чтобы его коснулись, и Айви
гоже подалась вперед, чтобы я смогла получше изучить распятие. Наряду с
традиционными благословениями там были выгравированы древние руны. Крест был
просто прекрасен, и я задумалась, сколько ему может быть лет.
Внезапно я почувствовала у себя на щеке теплое дыхание Айви.
Не выпуская из руки ее распятия, я подалась назад. Глаза
Айви были темными, а ее лицо невыразительным. Гам ровным счетом ничего не читалось.
Напуганная, я перевела взгляд с лица Айви на ее крест. Я не могла просто его
отпустить. Он бы ударил ее прямо в грудь. Но и можно его туда положить я тоже
не могла.
— Вот, — сказала я, испытывая жуткую неловкость от пустого
взгляда Айви. — Возьми.
Айви протянула руку и задела мою ладонь, забирая оттуда
крест. С трудом сглотнув, я торопливо вжалась в кресло и поправила на себе
черный Айвин халат, прикрывая ноги.
Двигаясь с провокационно-пленительной медлительностью, Айви
сняла крест с цепочки. Серебряная цепочка Зацепилась за черную роскошь ее
волос. Айви освободила полосы, и они упали мерцающим каскадом. Затем она
положила крест на стол между нами. Металл громко щелкнул по деревянной
столешнице. Айви тоже подобрала под себя ноги, свернулась калачиком в своем
кресле и немигающими глазами пристально на меня уставилась.
«Проклятье», — во внезапной вспышке панического понимания
подумала я. Айви явно до меня добиралась. Вот что прямо сейчас происходило. Как
я могла быть так слепа?
Я стиснула зубы, пока мой разум отчаянно силился отыскать
выход из положения. Я была гетеросексуалкой. Никаких иных мыслей на этот счет у
меня даже никогда не мелькало. Мне нравились мужчины выше меня ростом и не
слишком сильные, чтобы в порыве страсти я могла прижимать их лопатками к полу,
если мне того хотелось.
— Послушай, Айви... — неуверенно начала я.
— Я родилась вампиршей, — негромко констатировала Айви.
Звук ее мрачного голоса пробежал у меня по спине, затыкая
мне рот. Затаив дыхание, я заглянула в ее черные глаза. Я молчала, боясь, что
это может толкнуть Айви на какие-то действия. Мне отчаянно не хотелось, чтобы
она вообще что-либо делала. Что-то изменилось, и я уже не была уверена в том,
что сейчас происходит.
— Мои родители были вампирами, — продолжила Айви. Хотя она
не двигалась, я чувствовала, что напряжение в комнате все нарастает. Из-за
этого напряжения я уже не слышала стрекота сверчков. — Я была зачата и рождена,
прежде чем моя мать стала настоящей немертвячкой. Ты понимаешь, что это
значит... Рэчел? — Слова Айви были медленными и точными, слетая с ее губ с
негромким постоянством заученных псалмов.
