Глава 39
Бизнес Савушкина с инженером Хорманом оборвался внезапно. Просто в один действительно прекрасный летний день Хорман сообщил Савушкину, что завтра они едут по всему «Серому поясу». Хорман должен был, как выразился, визуально осмотреть местность, где начато строительство оборонительных узлов.
— Я беру вас с собой, — сказал Хорман. — Вероятно, там мне придется общаться с русскими. Их уже согнали в район строительства.
В поездке они находились четыре дня, и Савушкин получил возможность составить довольно точную карту оборонительных строек «Серого пояса». Вечером на пятый день они вернулись в город. А ночью Савушкин исчез. Что по поводу его исчезновения думал Хорман и предпринимал ли он что-нибудь для розыска своего поставщика ценностей, неизвестно.
Большую часть пути Савушкин сделал ночью на мотоцикле. Затем он спрятал машину в обвалившемся блиндаже на окраине леса и пошел пешком. Ранним утром его остановил дозорный партизанской базы. Савушкин не знал пароля-пропуска, и ему пришлось ждать смены дозорных. Черт возьми! Стоило так торопиться всю ночь, пройти через столько опасностей, чтобы застрять возле своей базы! Попытка заговорить с дозорным ни к чему не привела. Суровый юноша с автоматом на груди в разговор не вступал. Мало того, осведомленность Савушкина о базе вызвала у него подозрение: он приказал ему поднять руки и стать лицом к стволу старой сосны. Пришлось приказ выполнить. Это было уже совсем смешно, если не было бы так трудно стоять, уткнувшись носом в корявую кору сосны, по которой вверх и вниз бегали муравьи.
Наконец пришла смена, и суровый юноша с автоматом повел Савушкина на базу.
— Так вам и надо, господин спекулянт, — смеялся Марков, когда Савушкин рассказал ему о своем утреннем приключении. — Дозорный-то почуял, что имеет дело с дельцом черного рынка.
Савушкин отпорол подкладку на спине своего пиджака, вынул оттуда кусок белой ткани и молча положил его на стол перед Марковым.
— Отчет об израсходованных ценностях? — улыбнулся Марков.
— Именно.
Марков внимательно прочитал и просмотрел все, что было написано и нарисовано на полотне, и поднял веселые глаза на Савушкина.
— Надеюсь, теперь вы иначе смотрите на гнусную деятельность спекулянта?
— Все равно занятие паршивое, — сказал Савушкин.
— Но явно выгодное, — возразил Марков. — Этот вот кусок полотна, знаете, чего стоит? Молчите? Скромность одолевает? Этому вашему лоскутку цены нет, дорогой Савушкин. Спасибо вам за вашу замечательную работу. А с Хорманом, значит, так и не простились?
— Не было времени.
— Нехорошо, Савушкин, — смеялся Марков, — невежливо. Он же обидеться может. Столько для вас сделал, а вы так по-хамски с ним обошлись.
Они оба весело смеялись.
— Парочку дней отдохните, а затем в поход, — сказал Марков.
— Куда?
— В город. Все туда перебираемся.
В город перебирались Марков, Савушкин, Галя Громова, юный адъютант Маркова Коля и Будницкий с двадцатью своими бойцами. Семеро бойцов было решено оставить на базе как резерв и для ее охраны. С помощью подпольщиков в городе уже подготовлено помещение, где будет базироваться Марков. Будницкий и его группа будут находиться в доме родственников одного из его бойцов. Подпольщики проверили это место и нашли его очень удобным: дом стоял на отшибе, рядом с городским кладбищем, сразу за которым начиналась необозримая равнина, заросшая кустами и прорезанная глубокими балками. Запасная рация, часть имущества и боеприпасы для группы Будницкого были уже переброшены в город. Окончательно уточнялся маршрут перехода. Наиболее трудным и опасным его участком считался самый подход к городу. Товарищ Алексей и его люди считали, что к городу надо выйти через заболоченный лес, но тропки там хорошо знал только один человек — лесник Матвеев, которого вот уже третий день не могли найти. Возле его хаты в лесу дежурили партизанские разведчики, но старик точно сгинул.
Все было готово к переходу. Только Будницкий, как всегда, считал, что он еще не все сказал своему заместителю Кудрявцеву, остающемуся на базе с шестеркой бойцов. Он буквально не отходил от Кудрявцева и докучал ему бесконечными проверочными вопросами.
Потом Будницкий атаковал Ловейко, который входил в эту семерку остающихся.
С ним он говорил несколько иначе.
— Ты не забыл, надеюсь, как мы тебя судили за преступное самовольство?
— Такое не забывается, — мрачно бубнил Ловейко.
— Вот и хорошо. Значит, тебе все ясно? Приказ Кудрявцева — закон. А если приведется приказывать самому, что будешь сначала делать?
— Думать буду.
— О чем?
— О бойцах, вот о чем. И чтобы лучше выполнить задание. И без потерь.
— Правильно, Ловейко, — радовался Будницкий. — Будешь так поступать, глядишь, мы тебе и вернем высокое партийное звание. Или оно тебе ни к чему?
Ловейко всей своей грузной фигурой повернулся к Будницкому, глаза его недобро блеснули.
— Ладно, ладно, — примирительно сказал Будницкий. — Я же только спрашиваю.
Будницкий снова торопился к Кудрявцеву. Ему вдруг показалось, что тот наверняка забыл, как надо держать связь с партизанами…
Больше всех волновался, ожидая похода в город, Коля. Он знал, что Марков долго не принимал окончательного решения — брать ли его с собой. А тут еще эта история с Галиным портретом. Но он поклялся себе показать всем свою партизанскую выдержку и ни разу ни с кем не заговаривал о походе в город, делал вид, будто ему абсолютно все равно, где быть: он солдат, и ему неважно, где воевать, лишь бы не сидеть сложа руки. Но Марков видел, как волнуется паренек, как он весь напрягается, когда начинается разговор о переходе в город. Решение Маркова взять его с собой Коля встретил тоже, как положено солдату, спокойно, без всяких там переживаний. Когда Марков сказал ему об этом, он стал по стойке «смирно» и сказал:
— Есть, товарищ подполковник…
Вечером пришел посыльный от партизан — лесник Матвеев наконец вернулся. Оказывается, он нашел в лесу раненого сбитого советского летчика и целую неделю устраивал его в безопасное место. Провести группу Маркова через заболоченный лес он согласился.
Группа шла до этого леса две ночи подряд. Последняя дневная стоянка перед заболоченным лесом была в овраге, так густо заросшем орешником, что на дно его почти не пробивался дневной свет. Сюда к вечеру должен был прийти лесник.
Он оказался тщедушным мужичонкой на вид лет пятидесяти. Когда Марков не поверил, что ему за семьдесят, он сказал:
— Я, товарищ начальник, как тот ржавый гвоздь, который еще дед забил, а внуки на том гвозде качели подвешивают.
Быстрый в движениях, острый на язык, он буквально минуты не мог усидеть на месте.
