— А с другой стороны, неплохо было бы всех их развести по домам и узнать адреса.
— У одного из них есть своя машина, — сказала Наташа.
— А! Это, наверно, тот старичок «вандерер», что стоял у подъезда.
— Наверно.
— Я его на всякий случай сфотографировал… Посмотри, они за нами не едут?
Наташа оглянулась:
— Нет.
— Тогда домой!
Машина круто свернула в переулок.
Машину вел Владимир Субботин, которого после неудачи на коммерческом поприще, полковник Семин подключил к Наташе Посельской. С сегодняшнего дня он уже был русским инженером, обладателем холостяцкой квартиры, автомашины и поклонником Анны Лорх.
Наташа засмеялась:
— Воображаю, какой эффект вызвало у них мое сообщение, что у ресторана меня ждет русский! Впрочем, тот, кто провожал меня, был уже подготовлен. Я ему сказала раньше…
16
Рычагов забеспокоился, что Дырявая Копилка, опьянев, сорвет интервью с майором Хауссоном. Адрес, названный американцем шоферу такси, Рычагов не расслышал и теперь пытался запомнить улицы, по которым они проезжали. Это было нелегко. Такси мчалось очень быстро, а город уже окутывали ранние осенние сумерки. Путь оказался совсем не таким коротким, как говорил Стиссен: ехали двадцать семь минут. Дом, у которого остановилась машина, был обычным жилым домом, тесно зажатым с обеих сторон такими же зданиями. Отто Стиссен, который в дороге успел вздремнуть, встрепенулся, удивленно оглянулся по сторонам, потом, видимо вспомнив, почему он здесь, молча вылез из такси и пошел к подъезду.
Рычагов, расплачиваясь, спросил шофера:
— Как называется эта улица?
— Ромбергштрассе.
— Метро далеко отсюда?
— Рядом.
— Бельгия, где ты? — крикнул Стиссен. — Скорей!
Когда они поднимались в лифте, Стиссен сказал:
— Действуй смелее. Хауссон не любит тряпок.
Дверь им открыла пожилая немка в кружевной наколочке на пышных волосах. Стиссен бесцеремонно отстранил ее, и они вошли в переднюю. Из-под столика послышалось грозное рычание и высунулась морда бульдога.
— Мориц, тубо! — весело крикнул Стиссен.
Собака замолчала.
Тотчас быстро открылась одна из дверей, и Рычагов увидел Хауссона. Он был в стеганом халате, в руке держал открытую книгу.
— А, Дырявая Копилка! Тебе что понадобилось? — Говоря это, Хауссон пристально смотрел на Рычагова. — Не спутал ли ты адрес? Ведь здесь живу я, а не мисс виски.
— Я ничего не спутал, Хауссон, — спокойно и трезво ответил Стиссен. — Поскольку после обеда спать вредно, я привез бельгийского коллегу, который хочет задать тебе парочку вопросов. Познакомьтесь: это журналист Пауль Рене.
Рычагов, видя, что Хауссон не собирается протягивать руки, поклонился, удивляясь меж тем памяти Стиссена, который не забыл его бельгийского имени.
Хауссон обратился к Рычагову:
— Я не знаю, сколько Стиссен взял с вас за эту протекцию, но он должен был предупредить вас, что, в общем, это неблагоразумная трата времени.
Это было похоже на предложение убираться восвояси. Рычагов робко и просительно сказал:
— Мистер Хауссон, я прошу вас подарить мне пятнадцать минут.
— Проходите! — Хауссон посторонился, пропуская мимо себя Стиссена и Рычагова.
Кабинет Хауссона, куда они вошли, оказался очень просторным, но вся его обстановка состояла из одного стола, перед которым беспорядочно стояли пять жестких кресел. Полированная поверхность стола сияла, освещенная настольной лампой дневного света. Из пепельницы под абажур струилась голубая ленточка дыма. Больше на столе ничего не было. Все стены были оклеены однотонными светлыми обоями. От камина распространялось тепло — там багрово тлела горка каменного угля.
Хауссоп сел за стол, сцепил тонкие пальцы рук и посмотрел на Рычагова:
— Спрашивайте.
Рычагов улыбнулся:
— Я предупрежден мистером Стиссеном, что о самом интересном вы молчите. Было бы удивительно, если бы у вас была слава иная.
— Тогда просто не было бы меня — небрежно обронил Хауссон.
— И поэтому вы авансом простите мне мои глупые вопросы. Но я буду стараться спрашивать вас о том, о чем можно сказать.
— Спрашивайте.
— Чем вызвано ваше прозвище «Отец русских перебежчиков»?
На сухом желтоватом лице Хауссона мелькнула тень улыбки. Показав на Стиссена, возившегося в это время со своим фотоаппаратом, он сказал:
— Из всех кличек, щедро изготовляемых журналистами, только Стиссену досталась точная, а потому и всем понятная — Дырявая Копилка… Верно, Стиссен?
Тот кивнул и стал целиться объективом на Хауссона и Рычагова.
— Зачем ты снимаешь?
— Я напечатаю этот снимок с подписью: «Бесполезный штурм Бельгией американской крепости Хауссон». Неплохо?
Хауссон благосклонно улыбнулся, и Рычагов понял, что майор лести не отвергает.
— Вы мне не ответили, мистер Хауссон, — сказал Рычагов.
— Разве? — притворно удивился Хауссон. — Ах, да! Прозвище глупое. Если я отец русских перебежчиков, должна быть и мать. Но кто она?
Да… Штурмовать крепость Хауссон нелегко, Рычагов это уже видел. Майор был скользкий, как мокрый камень.
— Бывают ли случаи побега американцев туда, на восток?
— Бывают, — мгновенно ответил Хауссон.
— Много таких случаев?
— Не считал.
— А почему бегут американцы?
— Это лучше всего узнать у них самих.
Отто Стиссен, тихо посмеиваясь, продолжал щелкать фотоаппаратом.
— Кто прибежал с востока последний? — спросил Рычагов, впившись взглядом в Хауссона.
— Тот, после которого больше пока никого не было.
Конечно, Рычагову хотелось назвать фамилию Кованькова и посмотреть хотя бы, как прореагирует на это Хауссон, но такое уточнение могло показаться майору подозрительным.
— Русские уверяют, что их людей еще и похищают. У них есть хоть какое-нибудь основание для этого?
— У них? — переспросил Хауссон.
— Да.
— Так почему же вы спрашиваете об этом у меня? Я лично в подобных голливудских сюжетах не участвую.
— Вы лично нет, но, может быть, это делают ваши люди?
Хауссон удивленно посмотрел на Рычагова и громко крикнул:
