— За меня придется мстить тебе, я — безоружный...
— Ничего, Вальтер. Делай свое дело, ведь оно для немцев...
— Разве что...
В соседней комнате послышались возбужденные голоса, топот ног, и в кабинет Вальрозе вошел мужчина в штатском. Еще в дверях он на ходу выбросил вперед руку, прошел к столу и уже открыл рот, но, увидев Самарина, запнулся.
— Докладывайте! — приказал Вальрозе,
— Задержали одного типа... Патруль хотел проверить его документы, а он бросился бежать. Я его перехватил. Документов у него нет. Но вот что поважнее документов — там, где он бежал по путям, подобран сверток, в котором оказался наган. Он от свертка отрекается.
— Проверить по отпечаткам пальцев.
— Обертка матерчатая.
— А на самом оружии?
— Боюсь, захватали, когда смотрели наши...
— Идиоты... Где он?
В кабинет ввели парня лет двадцати пяти, в ватнике, без шапки, взмокшие русые волосы по самые глаза облепляли его раскрасневшееся лицо. Патрульные держали его за руки. Парень знал только латышский, и допрос шел с переводчиком.
— Фамилия? Имя? — крикнул Вальрозе. Его вообще было не узнать — лицо от злости точно заострилось.
— Цирулис. Петр. — Парень вырвал у патрульного руку и пятерней откинул с лица волосы,
— Что делал на вокзале?
— Только что приехал из Цесиса, — уверенно ответил парень.
— Зачем приехал?
— Искать работу.
— Что делал в Цесисе?
— Работал на строительстве дороги... у ваших.
— Почему бросил работу?
— Все сделали, и нас — местных — отпустили.
— А зачем тебе понадобился наган?
— Я уже говорил — это не мое.
— Дурак. Мы проверим по отпечаткам пальцев, и тогда тебе будет хуже. Лучше сознавайся сейчас.
— Что хотите делайте, наган не мой.
— Где собирался жить в Риге?
— Где придется. Сперва надо работу найти.
— Почему у тебя нет документов?
— А какие у меня могут быть документы? Я крестьянин, службы у меня нет.
— А почему же ты не пашешь землю, а разъезжаешь?
— Кто же пашет, когда еще снег лежит? — улыбнулся парень. — А ко времени я вернусь.
Он отвечал спокойно, уверенно и все время пытался высвободить руки. Самарин был почти уверен, что наган его и что приехал он в Ригу совсем не для того, чтобы искать работу. Но что можно для него сделать? Как ему помочь?
Вальрозе, возможно, из-за Самарина не захотел больше возиться с задержанным и приказал отправить его в городскую комендатуру. Когда парня увели, он вздохнул и сказал:
— Что ни день, ловим таких вот...
— Кто они?
— Чаще бродяги, а попадаются и красные сволочи. Этот, наверно, такой.
— Почему? Его ответы весьма правдоподобны, а твои люди не видели же, что сверток бросил он?
— Не видели, потому что слепые! — со злостью ответил Вальрозе, — Патрульную службу несут солдаты, отлежавшие в госпиталях. Отожрались там и теперь ничего, кроме ног у девочек, не видят. Поэтому и взрываются виллы. Да черт с ним! Я сейчас смотрел на него, а все помнил о твоем отце. Честное слово, я бы ему сам пулю в лоб всадил за твоего отца. Ведь в его нагане была приготовлена смерть для кого-то из нас. Но ничего, его расколют как миленького, и он свое получит...
Они долго молчали. Самарин сидел склонив голову и думал об этом парне — вот еще одна жертва. А видно, что парень хороший, смелый. Надо о нем хотя бы сообщить Рудзиту — может, парень шел к нему?.. Усилием воли оборвал эти мысли — нужно было возвращаться в другую жизнь и в мир совершенно иных дел.
— Беспокойная у тебя служба, — сочувственно сказал Самарин.
— Но спокойнее, чем у тех ребят, что ехали тогда со мной в поезде. Недавно я получил письмо — еще двоих похоронили... — Вальрозе стукнул кулаком по столу и почти закричал: — Русские — это бандиты, а не солдаты! Если бы они воевали честно, мы бы их давно на колени поставили!
— Что на фронтах? — выждав немного, спросил Самарин.
— То-то и дело, Вальтер, что и там не все ладно... Чего стоит один Сталинград! Я видел офицера оттуда, он рассказывал, что русские превратили этот город в кровавую мясорубку...
— Да, черт возьми, не думал я, что все так затянется, — печально проговорил Самарин. — А чем дальше, тем мне — невоюющему — все тяжелее.
— А может, наоборот? — вдруг спросил Вальрозе. — Нет ли у тебя оснований благодарить свою судьбу?
— А отец?.. Мучает бессилие... И еще мысль, что если все это протянется еще, горя от жертв станет больше, чем радости от приобретений.
— Я тоже об этом думаю... — признался Вальрозе и утешающе улыбнулся: — Но ты-то как раз и делаешь приобретения для Германии, для немцев.
— Мои дела мышиные, — махнул рукой Самарин. — Твой отец не пишет?
Лицо у Вальрозе потемнело.
— Пишет. Но ничего радостного, то, что обещал, сейчас сделать нельзя. И я, в общем, понимаю. Ты знаешь, за тот взрыв в Межа-парке на фронт отправили около двадцати наших...
— Хочется быть хоть немного ближе к войне, — вздохнул Самарин.
— Подождем, Вальтер. Обстановка разрядится, и все будет в порядке.
В отношении следующей встречи с Осиповым Самарин решил инициативы не проявлять и ждать шага с его стороны. Занимался коммерцией...
Однажды хозяин квартиры Леиньш сказал Самарину, что тот непонятный русский, что проживает в этом доме в немецким корпусе, попросил номер его телефона, и отказать он не мог.
— Следовало сначала спросить разрешения у меня! — строго выговорил Самарин. — Я ему нужен, а мне он не нужен. Наконец, мало ли кто попросит.
— Слушаюсь... учту на будущее... Но ей-богу, он же какая-то ваша шишка.
Самарин был уверен, что Леиньш об этом разговоре Осипову сообщит. И не ошибся. Когда следующим утром Осипов позвонил, он начал разговор именно с этого.
— Хотя вам я и не нужен, но звоню, — весело начал он.
— Почему вы решили, что не нужны мне? — удивился Самарин.
— Ладно, не будем в это углубляться. Есть предложение: сегодня воскресенье, я надеюсь, что в этот день отдыхают и коммерсанты. Давайте вместе позавтракаем где-нибудь, а затем пойдем смотреть ледоход на Даугаве. Моя служанка сообщила, что лед тронулся сегодня ночью. С детства обожаю наблюдать ледоход.
— Лично я ледохода никогда не видел, — ответил Самарин. — Но дело в том, что мы с известным вам моим приятелем из гестапо условились сегодня поиграть на биллиарде. Правда, вчера он мне наш уговор что-то не подтвердил. Я сейчас ему позвоню и потом перезвоню вам.
