Звякнул звонок, и лифт остановился. Джой вышла в кремовый коридор и посмотрела вниз на красивый золотисто-коричневый ковер.
В одном она могла быть уверена. Сколько бы она ни заработала, больше никогда не остановится в «Уолдорф Астории».
— Здравствуй, папа, — сказал Грей, входя в кабинет отца. Он вернулся в Вашингтон прошлым утром, но только теперь ему удалось добраться до дома. — Я знаю, что ты уже слышал.
Теперь для него стало обычным видеть отца сидящим не за большим письменным столом красного дерева, а у камина.
— Слышал.
Грей уселся на стоявший рядом стул. Он до сих пор не мог поверить в то, что произошло, даже после того, как провел весь вчерашний день и половину сегодняшнего, беспрерывно обсуждая трагедию с представителями прессы, политиками и экспертами.
Джон Бекин умер. Один из служащих нашел его повесившимся в ванной.
— Как ты? — спросил Грей.
Отец нахмурился:
— Неважно.
Грей отвел взгляд, пряча глаза.
— Сын. — Когда ответа не последовало, отец наклонился вперед и, взяв Грея за руку, потряс ее. — Расскажи мне, сын.
Грей сжал ладонь отца, потом откинулся на спинку стула.
Отец стукнул палкой об пол, словно этим звуком хотел добиться того, чего не имел сил сделать с помощью голоса.
Грей откашлялся:
— Я виделся с Бексом за два дня до того, как он это сделал. Мы поссорились. Я… это выглядит отвратительно. Отвратительно, правда.
— Подумай. Это ты виноват?
— Черт, пап, я угрожал, что расскажу о некоторых его делах.
— Нет. Не то. — Голова отца упрямо качнулась. — Бекину. Угрожали. Сотни. Раз.
Да, без сомнения, это была правда. Но Грей никак не мог избавиться от тягостной мысли, что он был последним, кто сделал это. И они оба с Бекином понимали, что он не шутил. Если бы Бекин не подал в отставку, Грей разоблачил бы его.
Наступила долгая тишина.
— Бекин. Рассказывал.
— Что, папа? — Грей потянулся вперед, упершись локтями в колени. Он едва слышал, что говорил Уолтер.
— Газеты.
Грей нахмурился:
— Что, прости?
— Анна Шоу. Звонила. Мне. Вчера. — Отец сделал глубокий вдох, как будто усилия, которые он прилагал к тому, чтобы говорить, сильно утомляли его. Однако он был полон решимости сказать все до конца. — Хотела. Комментариев. По поводу. Смерти.
Грей ждал, когда отец соберется с мыслями, чтобы правильно выразить их.
— В конце. Я. Сказал. Мне. Будет. Не хватать. Его. — Пауза. — Она. Сболтнула. Да. Он. Был. Лучшим. Источником. Для нее.
Грей почувствовал, как по спине побежали мурашки.
— Бекин сливал ей информацию из сената?
Отец кивнул:
— Она. Хотела. Взять. Назад. Слова. Значит. Наверняка. Правда.
Грей наклонился.
— Не вини. Себя. У Бекина. Свои. Демоны. Много.
— Боже мой.
Голова отца откинулась. Глаза закрылись. Он выглядел таким старым. Таким слабым.
Грей думал о том, сколько еще времени им отпущено, чтобы побыть вдвоем.
— Я люблю тебя, — прошептал Грей. Господи, как давно он не говорил отцу этих слов.
Глаза Уолтера открылись. Удивление, которое он в них увидел, говорило о том, что прошли века с тех пор, как они сидели вот так. Даже после разбившего отца инсульта Грей был так занят делами, так старался быть сильным, что не часто позволял себе разговоры с ним.
Но в этом и проявлялась его слабость.
— Я люблю тебя, папа, — произнес Грей громко и четко.
— Люблю. Тебя. Сын.
— Я позвоню тебе позже.
— Хорошо. — Глаза отца закрылись, и на лице появилось выражение облегчения. Как будто в этот миг он обрел покой, простиравшийся и на прошлое, и на будущее.
Когда Грей выходил из комнаты, на сотовый позвонила его помощница.
— Я заказала вам обратный билет на самолет до Нью-Йорка, — сказала она. — Ваш рейс через сорок минут. Вам лучше поторопиться.
Грей понимал, что ему следовало остаться в Вашингтоне, но желание вернуться к Джой говорило о себе так громко, что он не мог сопротивляться. Кроме того, его люди всегда знали, где его найти, а с крупнейшими вещательными компаниями он уже переговорил. Он также коснулся этой темы с некоторыми из своих клиентов, обеспокоенных тем, как смерть Бекина может отразиться на выборах. И еще, у него состоялся двадцатиминутный телефонный разговор с президентом.
Господи, он собирался позвонить Джой с того момента, как ушел от нее, но у него не было ни одной свободной минуты.
Но беспокоило не только это. Той ночью она перевернула весь его мир, и Грей хотел, чтобы она узнала об этом. Но, черт возьми, не по телефону. Ему хотелось рассказать Джой все, полностью раскрыться перед ней.
Было почти восемь, когда он приземлился в аэропорту имени Джона Кеннеди и поехал прямо в «Конгресс-клуб». Войдя в вестибюль, он услышал отражавшиеся от мраморных стен звуки с презентации. Он подошел к большому танцевальному залу и остановился на пороге.
Все было сделано именно так, как он просил. На латунных стойках полукругом стояли эскизы Джой. Огромные букеты живых цветов наполняли вазы. Горели свечи. А люди толпились, стараясь подойти поближе к стоявшей в центре женщине.
На Джой было ярко-желтое платье, обтекавшее ее, словно вода, и подчеркивавшее своим невероятным цветом красоту ее вьющихся волос. Она говорила с воодушевлением и улыбалась, а присутствующие слушали ее с благоговейным восторгом.
Грей с гордостью подумал о том, что она не нуждается в его помощи. Джой держала в руках и себя, и весь зал.
Он вспомнил вечер с барбекю, когда она танцевала с ним. Тогда она казалась слишком юной для него. А сейчас Грей видел в ней женщину. Сильную. Элегантную. Умную.
К Джой подошел мужчина. Когда он обнял ее за талию, Грей застыл на месте. Но он понимал, что это просто дежурный жест. А когда она незаметно, но твердо отстранилась от него, Грей подумал, что этот отказ говорит ему достаточно, чтобы он не нуждался в дальнейшем подтверждении того, что у нее никого не было. По крайней мере, после той ночи, которую они провели вместе.
Все проблемы были его проблемами. И ему больше никогда не стоит путать ее чистоту со своим сумбурным прошлым.
— Вы Грейсон Беннет, верно?
Грей, нахмурившись, взглянул через плечо:
— Мы знакомы?
— Я из «Нью-Йорк пост». Здесь по поводу появления нового дизайнера. Но раз уж и вы здесь, могу я попросить у вас пару слов о самоубийстве Бекина?
