– Не рассказывай, я помню. Савраскин никаким серийным
убийцей не был! На деле он – обычный бандит. Убивал для того, чтобы грабить. А
крест малевал, чтоб рисануться. Насмотрелся американских фильмов да наших
документалок про известных маньяков и стал выкобениваться. Теперь у нас всякая
тварь хочет славы. Чтоб про него в газетке написали и по телику показали…
Тьфу! – Митрофан сплюнул сквозь зубы.
– Наш убийца точно не грабитель! Все ценности на месте.
– Тут я с тобой согласен – он не грабитель. Но и не
маньяк, как мне кажется.
– Почему?
– Какие-то все убийства не эмоциональные. У меня даже
сложилось впечатление, что они совершены профессиональным киллером.
– Ну, Митя, это ты загнул!
– Нет, Лех, правда… – Митрофан заглянул через
открытое снимающим отпечатки опером окно в комнату и задумчиво посмотрел на
Инессу. – Людей убирают. Бесстрастно, продуманно, чисто. Если б не мой
отец и его показания, мы бы ведь не стали так глубоко копать. По Сидорову и
Синицыну у нас точно не возникло бы вопросов. Самоубийство чистой воды! Да и
Милова вполне могла отравиться снотворным. Если она не принимала его по жизни,
это еще ничего не значит… Может, специально для того, чтобы умереть, приобрела?
– Может. Но ты мне скажи вот что: кому, к чертям, понадобилось
убирать студента или поэтессу? Я понимаю – Сидорова! Его кто угодно мог
заказать: хоть партнер, хоть супруга, хоть тот самый друг, который его
подставил… От его смерти многим выгода! А от Петюниной гибели – абсолютно
никому. Он жил за счет папочки…
– А если студента убили, чтобы отомстить его
влиятельному отцу? – предположил Митрофан.
– Хм… – Смирнов погрузился в раздумья. – Я
это не рассматривал… – По прошествии секунд тридцати он тряхнул белобрысой
челкой и воскликнул: – А Милова? Что скажешь насчет нее? Одинокая женщина, не
шибко обеспеченная, кому она-то понадобилась? Или считаешь, что ее
коллеги-телевизионщики заказали? Чтоб освободить место ведущей для чьей-нибудь
длинноногой любовницы?
– Это вряд ли. Проще было ее уволить. Да и сомневаюсь
я, что длинноногую любовницу прельстит место ведущей «Книжного обозрения»…
– Вот и я о том!
– Но у Миловой наверняка есть квартира. И, очевидно,
очень хорошая. Марго говорила мне, что ее покойные родители были
гастролирующими по загранкам оперными артистами.
– Думаешь, ее из-за квартиры грохнули?
– Все возможно. Надо выяснить, кто наследник.
– Слу-ушай… – протянул Леха,
встрепенувшись. – А что, если это секта? Вдруг Миловой на самом деле в
Интернете мозги промыли, чтоб она квартиру отписала какому-нибудь серо-буро-малиновому
братству?
– Да я, Лех, про секту только предположил… Не думаю,
что они через Всемирную компьютерную сеть действуют… Да и Милова не похожа на
человека, одураченного сектантами.
– А по-моему, как раз похожа. Не от мира сего женщина,
такие обычно под чужое влияние и попадают.
– Да, пожалуй. Но вспомни этих попавших (вели мы с
тобой дело по так называемому церковному сообществу «Второе пришествие», там у
них еще за мессию дворника-шизофреника выдавали), они, как сломанные
телефончики, об одном и том же талдычили…
– Ага, ага… «Дворник Евлампий – новый Иисус, вы все, не
верующие в него, грешники, а мы молодцы, мы спасемся», – припомнил Леха.
– Именно так. А Милова ничего подобного не заявляла –
жена моя с ней частые беседы вела. Все про телевидение трещала да свою
бессонницу… – Митрофан покачал головой. – Нет, Леха, не являлась
Милова сектанткой! И скорее всего не посещала сайтов всевозможных братств.
– А вот тут ты, Митрофан Василич, ошибаешься, –
донесся из комнаты голос Зарубина.
Голушко со Смирновым воззрились на фотографа с нескрываемым
удивлением.
– Да, да, ребята, – проговорил Зарубин, переводя
взгляд с экрана телефона на молча взирающих на него коллег. – Вышел я на
страничку, которую Милова открыла последней… А там какие-то молитвы заупокойные…
Рассуждения о грехах. И о жизни после смерти! Уж не знаю, парни, секте ли сайт
принадлежит, но название подходящее: «Шаг в бесконечность».
Базиль
Он проводил Марго до «уазика». Посадил в кабину. Засунул ее
вещи в багажник. К тому времени и Митрофан подтянулся.
– Как она? – поинтересовался он у отца.
– Расстроена, – ответил Базиль. – Ей тут
нравится!
– Понимаю, но… – Митрофан просительно посмотрел на
отца. – Может, и ты уедешь отсюда, а?
– Чтоб за Марго приглядывать?
– Чтоб себя обезопасить!
– За меня не волнуйся, – беспечно отмахнулся
Базиль. – Но если девочка в городе опять станет плохо себя чувствовать, ты
мне сообщи…
– Хорошо.
– Я сразу примчусь.
– Завтра я после обеда с работы уйду, побуду с ней, а
там посмотрим…
– Митрофан Васильевич, – окликнул Голушко
шофер. – Поедемте, сами ж говорили, у вас с часу допросы, а на шоссе
сейчас могут пробки быть…
– Да, едем.
– Ладно, Митя, счастливо! – попрощался с сыном
Базиль.
Митрофан, бросив отцу: «Береги себя!», забрался в «уазик».
Машина тут же заурчала мотором и тронулась. Базиль помахал Марго. Та ответила
ему кивком головы.
Проводив автомобиль взглядом, Василий Дмитриевич развернулся
и зашагал к главному корпусу. Он направлялся в администрацию дома отдыха, чтобы
договориться насчет своего переселения в бунгало Марго. Уж очень ему в нем
обстановка понравилась. Директор «Эдельвейса», как ни странно, дал на это
согласие. Более того – он предложил Базилю перейти на полный пансион.
Единственное, чего он потребовал: чтобы время пребывания господина Голушко в
«Эдельвейсе» сократилось до трех дней. Базиль решил, что это его устраивает
(все равно Марго без присмотра на больший срок он оставить не сможет), и,
поблагодарив директора, покинул кабинет.
Вещей у Базиля было всего ничего: спортивный костюм, джинсы
с водолазкой да бритвенные принадлежности, и, чтобы собрать их и перенести в
бунгало, много времени не понадобилось. В общем, переезд занял около часа. В
два раза меньше времени потребовалось на то, чтоб обустроиться. Вещи – в шкаф,
станок с пенкой – на полку в ванной, сумку – под кровать, сам – на диван… И за
пивко! Надо ж отметить переезд.
Бутылка «Балтики» ушла быстро. Пришлось открыть вторую,
которую он для вечера купил. Ее Базиль пил уже медленнее, растягивая
удовольствие. Вообще-то обычно он употреблял «живое» местное пиво или
нефильтрованное немецкое, но первого в «Эдельвейсе» не продавали, а второе
стоило так дорого, что пришлось изменить своим вкусам и купить «Балтику». Когда
бутылка была ополовинена, Базиль поднялся с дивана и направился к окну. В
комнате душно, хотелось проветрить помещение. Конечно, можно было
воспользоваться кондиционером, но Базиль не любил искусственную прохладу.
Гораздо приятнее, когда в дом врывается свежий воздух с улицы. Особенно здесь,
на реке, где он напоен столькими запахами.
